Конспекты на дорогах к пьедесталу

– Что-то вроде того. Ты Бориса Стенина знаешь? – назвал Юлик известную фамилию, заметив сомнение на лице кавказца. – А про Марию Исакову слышал? Это первая советская рекордсменка мира в беге на коньках. Она на полторашке выбежала из двух минут тридцати секунд! – Сообщая о прославленной спортсменке, юноша с орлиным носом выглядел почему-то особенно радостным. Армен, догадавшись наконец, что речь идёт не о начальстве института, просиял.

– Нет, – признался он честно. – Но теперь я тебя, Юлик, услышал. И запомнил: Мария Исакова и Борис…

– Стенин, – напомнил конькобежец, почти укоряя, – тогда и вот этого великого человека запомни, – добавил он назидательно, приблизившись к стене с портретами спортсменов и указывая на один из них: – Цыбин Борис Александрович, рекордсмен на десятке. В смысле, на дистанции десять тысяч метров. Ну десять километров, понимаешь? – уточнил он, ибо кавказец напряжённо молчал. – Смотри, Цыбин закончил этот институт. Видишь, написано: «…выпускник МОГИФКа 1969 года». Он был тренером сборной страны. Я мечтаю бегать, как он.

– А мне вот Ринат Дасаев очень нравится, – сказал Армен, кивнув на портрет футбольного вратаря, висевший рядом. На такой ответ собеседник развёл руками:

– Ну, нашёл о ком говорить! Дасаев! Это же – кумир миллионов. Да? – улыбнулся он девушке в кедах и с пакетом. Она неопределённо пожала плечами. Сражённый отсутствием характерного женского вздоха, Юлик повернулся к Армену. – По-моему она не знает, кто такой Дасаев, – предположил он негромко, – и, наверное, волнуется, – оценил конькобежец растянутое равнодушие, – или футбол не любит. Я и сам футболистов не очень-то… В индивидуальных видах стать знаменитым тяжелее. – Юлик медленно пошёл в сторону кафедры анатомии, не упуская из виду дверь приёмной комиссии. Армен вышагивал рядом, выбрасывая длинные ноги, как если бы шёл в сапогах. Разглядывание экспонатов не мешало их мыслям. Дойдя до конца коридора, они развернулись, и кавказец возобновил разговор так, чтобы не нарываться на лишние вопросы:

– Слушай, дорогой, ты сказал, что сдаёшь лёгкую атлетику и гимнастику. Бегать, прыгать – это нормальный экзамен. А гимнастика зачем?

– Вместо специализации, – пробурчал конькобежец, всё ещё немного с досадой. Красивый кавказец в белом его теперь не впечатлял: «Как можно поступать в институт физкультуры и не знать имён прославленных спортсменов?»

– Ничего не понимаю. – То, что летом негде сдавать экзамен на коньках, ему в голову не приходило. Армен провёл по мышцам брюшного пресса на макете, что висел рядом с очередью, потом по своим. Его анатомия была явно несовершенна.

– Я тоже не панимаю, – встрял в разговор ребят худенький, но жилистый азиат, сидевший рядом с девушкой с пакетом. Ловкими пальцами паренёк навязывал узлы из обычной бельевой верёвки. – Я – тоже гыруппа одын-одын, конный сыпорт, и ошень любулю Ринат Дасев, а мене надо сыдавать ыксамен по опп.

– Чего? – конькобежец замер в полушаге.

Вся очередь посмотрела на парня с верёвкой.

– Опп – опышая пизическая падгатовка: от лавочка обжиматься, пресс качать, палка далеко бросить, бегать многа, – крупные белые зубы обнажились в улыбке на его луноподобном матовом лице.

– А-а, – выдохнул Малкумов, – так бы и говорил: легкая атлетика, – про остальное он плохо понял. Азиат опять улыбнулся:

– А я так и гаварю – опп, – губы, очерченные контуром, казались на фоне кожи бледными. Кавказец подошёл совсем близко к азиату. Глаза его искрились:

– Слушай, а лошади твоей чэво сдавать?

Паренёк из Азии сморщился и заморгал, зачем-то показывая накрученные узлы верёвки. Юлик громко засмеялся:

– Стипль чез! – Теперь очередь оглянулась на конькобежца. Он, словно пробуя рельеф макета на твёрдость, постучал по нему костяшкой указательного пальца и пояснил: – Бег с барьерами.

Очередь выдохнула, Малкумов кивнул, азиатский паренёк опять сморщился:

– Какими бариерами? Зашем бариерами? Мой кон во Прунзе остался.

– Где-где?

– Во Пырунзе. Город мой. Столица Кыргызии. Панимаешь?

– А-а, во Фрунзе! Ясно, – конькобежец весело улыбнулся и поочередно пригладил свои тонкие усики, – далековато живёшь, – заключил он, хотя знал, что в МОГИФК поступают школьники из разных уголков страны. Азиат напрягся: что думает «конкобежес» о его Родине? Хотя все республики в стране имели одинаковый статус – советских социалистических – отношение к прибалтийским, например, было почему-то совсем не таким, как к азиатским.

Для Шандобаева не было на Земле места краше и лучше его Киргизии. Где горы с хрустальными вершинами умыты летними дождями, засыпаны снегами, где разливается перед ними озеро Иссык-Куль, такое же чистое, как знаменитый Байкал.

– Да. Ошень далеко я живу, – согласился азиат, изучая лицо Юлика. – Пырунзе – три шаса и ещё полшаса на самолёте. А ты отыкуда?

– Из Харькова, паря.

– Это Укыраина, да! – обрадовался золотокожий парнишка. – Я там был мыного раз. Кырасивая Укыраина. Ба-алшая-преба-алшая.

– Точно. Тебя как зовут? – конькобежец протянул руку теперь и азиату.

– Серик.