Конспираторы

— Я дважды осиротел. Я утратил веру в жизнь. Искал забвения в алкоголе и объятиях женщин. «Земной Мандат» помог мне вновь обрести себя. Я уже не тот слабый человек, страдавший от чувства заброшенности и недостатка любви. Я стал членом семьи и нахожусь под ее защитой. Безотчетных страхов, тоски, уныния как не бывало. Каждое утро я просыпаюсь с надеждой и желанием бороться. Аямэй, присоединяйся ко мне в этой борьбе. Ты расцветешь, снова поверишь в людей. Потому что ты, ты сама, сделаешь человечество лучше.

— Вступить в секту? Я не знаю…

— Подумай, не торопись, — шепчет он, обнимая ее. — Знаешь, что мне в тебе нравится? Твои волосы, твои глаза, твой запах, твоя бархатная кожа, твоя грудь, твои колени, твои пальчики на ногах… и твой лоб, когда ты задумываешься.

Он впивается поцелуем в ее губы.

Закрыв глаза, она позволяет себя целовать.

Из уголков ее сомкнутых век скатываются слезинки.

II

Взгляд Филиппа Матло обшаривает пустую гостиную. Он срывает галстук, швыряет на диван пиджак. Ему хочется кричать.

Открывается дверь спальни.

— Добрый вечер.

Он пятится.

— Ты… ты здесь?

— Я подумала, что ты, наверно, нуждаешься в утешении. Не очень-то приятно быть одному в пятницу вечером. Извини, я вошла без стука.

Филипп тяжело оседает в кресло.

— Она уехала.

— Знаю.

— Забрала детей.

— Знаю.

— Вот, прочти, она оставила мне письмо.

— Я его читала.

— Браво. Я ничего не заметил.

— Вскрывать письма — первое, чему учатся, осваивая азы профессии.

Филиппу думается, что надо бы воспылать праведным негодованием. Но он так устал сегодня. В конце концов, эта женщина хотела влезть в его жизнь и добилась своего. Не только в жизнь — в самые потаенные глубины сознания проникла. Тысячу раз она вторгалась в его личные дела, и тысячу раз это было с его согласия.

— Ну? — спрашивает он.

Зато на нее можно опереться, иначе ему не устоять.

— Она вне себя. Я ее понимаю. Мало приятного — узнать, что у мужа есть любовница. Ты сказал ей, что едешь в Брюссель, а сам ужинал тет-а-тет с девицей в ресторане в Монако, где — вот не повезло-то! — тебя заметила ее подруга. Очень неосторожно, особенно для неверного мужа!

Она потешается, а Филипп Матло готов рвать и метать. Но сохраняет спокойствие: чему-чему, а терпению он научился за долгие годы работы в министерствах.

— Если она захочет развода, я не буду возражать, — холодно произносит он.

— А как ты объяснишь это премьер-министру? Коль скоро он узнает, что ты содержишь call-girl[2] на деньги его будущей предвыборной кампании…

— Что? Ты следишь за мной? — Филипп вскакивает и, тыча в собеседницу пальцем, повышает голос: — Я тебе уже говорил: оставь меня в покое! У нас деловые отношения. Я не могу работать на вас в таких условиях! Да все в правительстве гуляют от жен направо и налево, это ни для кого не секрет. Я встречаюсь с проституткой, это даже не измена.

— Все, но не ты, Филипп. Твой министр метит в президенты, и его избирателям известна твоя политическая позиция. Это же надо додуматься — взять в любовницы украинскую девку! А вдруг она работает на русских? Вдруг тебе ее подсунули? Недоброжелатели запросто могли установить видеокамеру в вашем номере в отеле. Подумай о карьере твоего министра, да и о своей тоже!

Филипп кидается к письменному столу, где лежат письмо жены и оставленная ею стопка фотографий. Он рассматривает их одну за другой. Поворачивается к гостье:

— Ты послала эти фотографии моей жене, да? Не было никакой подруги в Монако. Это ты установила за мной слежку! Зачем?

— Я? Конечно нет!

В ее голосе — обезоруживающая искренность профессиональных лжецов. Ее честный и добрый взгляд напоминает ему его министра, которого он только что сопровождал на телепередачу.

— Я сегодня пришла давать урок детям и застала твою жену в слезах. Она показала мне фотографии, и я ей сказала, что если она не может больше этого терпеть, то надо уходить. Я посоветовала ей оставить фотографии, чтобы пристыдить тебя. Хорошее дело я сделала, правда? Она могла прихватить их с собой и потребовать опеки над детьми, когда подаст на развод.

Филипп Матло раздавлен.

— Должны же у меня быть хоть какие-то радости в жизни! Ты что, не видишь, что я всего лишь лакей? Я должен потакать капризам премьер-министра, который только и думает, как бы перебраться из Матиньона[3] в Елисейский дворец. Мне всего лишь тридцать восемь, а у меня уже седые волосы! Надо же мне расслабляться хоть иногда!

Она смеется ему в лицо ледяным смехом.

— Приходится выбирать — секс или карьера, одно из двух. Мы ни в коем случае не можем допустить, чтобы тебя удалили из ближайшего окружения премьер-министра. Мы ни в коем случае не хотим тебя потерять. Ты — самый одаренный из твоего поколения. В две тысячи седьмом году тебе исполнится всего сорок лет и ты будешь министром. Мы тебя продвинем. Филипп Матло, тебе никогда не хотелось стать президентом республики?

Какой политик не думает о президентском кресле?

Филипп Матло становится шелковым:

— Ладно, признаю, я был неосторожен. Отныне буду довольствоваться прелестями моей жены… если она вернется.

Не забывает он и польстить своей собеседнице: