Конспирология бытия (СИ)

Согласно Э. Гуссерлю (а еще раньше Ф. Брентано) интенциальность обретает творческую силу творить "из ничего" благодаря первичному замыканию сознания на самом себе. Это происходит уже в зародышевой форме рефлексии - в представлении представления как внутреннего восприятия. В позднейших исследованиях (в гуссерлевских лекциях по феноменологии внутреннего времени сознания) данная идея получает законченный вид: простейшая форма рефлексии находит еще более простое основание в таком свойстве сознания времени, как "ретенция". Время рассматривается здесь не как объективное, но как временность, темпоральность самого сознания. Гуссерль приходит, в итоге, к трехзвенной структуре темпорального восприятия: 1) теперь-точка (первоначальное впечатление); 2) ретенция, то есть первичное удержание этой теперь-точки; 3) протенция, то есть первичное ожидание или предвосхищение, конституирующее "то, что приходит". В одних случаях исходной для субстантивации становится точка "теперь" (настоящее), в других - "ретенция". В этом проявилась внутренняя противоречивость феноменологии (унаследованная, между прочим, от И. Канта): здесь конкурируют между собой "первичный опыт" сознания и творческая способность сознания (точнее бы сказать - духа).

Но и в отношении других бытийных вопросов спокойствие феноменологии кажущееся. Что именно отражает сознание, к чему относятся смыслы? К самому сознанию? Если эту трудность формулировать ближе к языку феноменологии, который скорее прячет ее, чем эксплицирует, то получится следующее. В ноэтическом определении сознание есть усмотрение смысла. Вроде бы подразумевается усмотрение того, чего еще нет, т. е. целеустановка. Но поскольку смысл полагается внеположному "есть", поскольку понимается нечто независимое от понимания, нечто объективное и, при этом, нечто определенное, то откуда оно берется? В некоторый момент Э. Гуссерль осознал всю серьезность положения. Поэтому в "Картезианских размышлениях" центральной становится проблема преодоления трансцендентального солипсизма. Она вытекает из учения о трансцендентальном субъекте, феноменологическая установка которого не дает выхода к внешнему миру. Феноменологическая установка замкнута на самом трансцендентальном ego, а размыкание через "интерсубъективность" (предложенное Э. Гуссерлем в ответ на критику и после мучительных размышлений) все же мало, что дает, поскольку коллективный кооперированный субъект все также отрезан от мира. Э. Гуссерль после некоторых колебаний вводит понятие "трансцендентности мира", лежащее, вообще говоря, за рамками феноменологической парадигмы. В конце 1-го "Размышления" он пишет: "Поскольку я сохраняю в чистоте то, что благодаря свободному ????? представляется моему взгляду размышляющего, в отношении бытия в опыте мира, важное значение имеет тот факт, что я и моя жизнь остаемся незатронутыми в своей бытийной значимости, как бы ни обстояло дело с бытием или небытием мира, и какое бы решение я ни принял по этому поводу. Это Я, с необходимостью остающееся для меня в силу такого ?????, и жизнь этого Я не является частью мира...<...> При этом следует иметь в виду: как редуцированное Я не является частью мира, так и, напротив, мир и любой объект мира не являются частью моего Я, не могут быть реально преднайдены в жизни моего сознания как ее реальная часть, как комплекс чувственных данных или актов. К собственному смыслу всего, что относится к миру, принадлежит его трансцендентность, хотя это может получить и получает весь определяющий смысл, равно как и бытийную значимость, только из моего опыта, из тех или иных моих представлений, мыслей оценок, действий... <...>... к собственному смыслу мира принадлежит эта трансцендентность, состоящая в его ирреальной включенности в Я...". М. Хайдеггер опирался именно на эти парадоксальные выводы феноменологии, гонящие ее за собственные пределы. Ведь для того, чтобы оказалось, что "к собственному смыслу мира принадлежит эта трансцендентность, состоящая в его ирреальной включенности в Я", нужно предположить в человеке то, что превосходит интенциальные способности ratio.

Обратимся к сильной стороне учения Э. Гуссерля. Критики (вспомним хотя бы Л. Шестова) обычно подмечают в гуссерлианстве апологию научного разума и сверхрационализм. Но именно феноменология глубоко и со всей очевидностью показала принципиальную неполноту любой научной теории. Это впервые намечено в антиномиях кантовского разума: всякое аподиктическое знание половинчато. К кантовским антиномиям примыкает и открытый квантовой механикой принцип "дополнительности". Если так, то и он обусловлен не столько свойствами материи, сколько феноменологическими свойствами сознания. Кстати, не подтверждают ли нашу гипотезу выводы В. Гейзенберга о том, что "в естествознании предметом исследования является уже не природа сама по себе, а природа, поскольку она подлежит человеческому вопрошанию"? К идеям В. Гейзенберга мы еще вернемся.