Константа

— У него инсульт. Если бы это был я, то сделал бы это давно. Поводов, как и возможностей у меня было немало, и вы как никто другой знаете об этом, Игорь Александрович. Я просил вас трижды. Впервые, когда он до двухдневной комы довел своего младшего сына. Я просил вас, когда он убил свою жену. И вчера я тоже вас просил, обозначив причину. Я не считаю странным, что у человека, впадающего в ярость если муха мимо пролетает, случился инсульт, когда он узнал совсем не обрадовавшую его весть о своем старшем сыне. Честно говоря, я думал, что он и вовсе его убьет, вы же его знаете, для него в моменты гнева так несущественно, кто перед ним, даже если это его ребенок. Пусть несовершенный и совершеннолетний, но все же, первоочередное — это его родной сын, — Костя повел подбородком, отводя взгляд и протяжно, поверхностно выдыхая. Я тоже отвела взгляд, потому что, очевидно, что Игорь Александрович тоже был отцом и не у одного Кости был сейчас надет ошейник. Только Костя натягивал его так, что Игорь Александрович не ощущал, — я думаю, для вас уже не секрет, чем все завершилось тем вечером. Я думаю, что вы слышали о чем он говорил прежде чем мы разошлись. Я думаю, вы слышали, что было в его голосе, когда он сказал, что ему в моменты, когда он успокаивается… жить не просто тяжело, но и не хочется, потому что он в полной мере начинает осознавать, что именно едва не сделал. С собственными детьми. Я думаю, вы слышали. Прослушку в его кабинете ведь ставил я. По вашему приказу. Что вы от меня еще хотите, Игорь Александрович? Убивал я его? Нет. Повторюсь, вы слышали, чем закончился наш разговор. Вы слышали, что было в его голосе, когда его отпускать начало. Вы слышали тот момент, когда он понял, что дал в руки младшему сыну пистолет, вынуждая того убить своего старшего сына, и при этом осознавая, наконец, что сам меньше года назад убил их мать. Вы слышали, Игорь Александрович, о чем он говорил и что ему снится… на чем он зациклился. Что. Он. Осознал. — Чеканя последние слова. Едва ощутимо и делая на них акценты, когда у меня липкий пот в ладонях, утирающих влагу с лица, но не в силах утереть ту же влагу с нутра, а он тушил сигарету и спокойно смотрел в лицо человека, вглядывающегося в его глаза. — Я не прошу вас о многом, вы не хуже меня знаете, что происходит в первую пору после смертей таких как Костомаров. Я просто хочу вывезти жену на некоторое время из страны, Игорь Александрович, и я просил у вас двое суток для решения вопросов в Нью-Йорке. Я тоже живой и некоторые вещи меня могут подкосить, а делать этого сейчас нельзя. Нам с вами этого не нужно. Прошу, поймите меня.

— Сегодня вечером на два дня можешь уехать. — Спустя долгую паузу произнес Игорь Александрович, откидываясь в кресле, устало прикрыв глаза на секунду и кратким кивком позволяя Косте удалиться. Мы уже шли на выход, когда в спину донеслось ровное Игоря Александровича, — экспертиза Костомарова еще не готова, Константин Юрьевич. На всякий случай напомню, что бешеных псов отстреливают.

Костя, коснувшись дверной ручки и повернув голову в профиль, глядя в пол, тоже напомнил:

— У единственного бешеного пса сегодня похороны, Игорь Александрович.

Поворот дверной ручки, посторонился, пропуская меня, глядя на Игоря Александровича, но что было в его глазах, я не успела заметить, торопливо пересекая порог.

Обратно на выход, казалось, что намного быстрее, хотя мы не торопились. У здания уже были пять автомобилей. Тимур, глядя на нас, спускающихся по ступеням, открыл заднюю дверь моей машины, где сидела зевающая чокнутая, приветственно кивнувшая Косте, а моя охрана торопливо усаживалась в тачку сопровождения.

— Жихарев и Суханов? — спросила я у идущего рядом Кости, опустив голову и глядя в плитку, едва слышно, почти не шевеля губами в царстве ока Саурона.

— Они не найдут. Значит и не предъявят. — Ровно и так же тихо отозвался он, останавливаясь у Тимура и, чуть придержав за локоть меня, собирающуюся сесть в машину, — собери мне немного вещей, ночью вылетаем вместе.

Сдержала себя от того, чтобы с силой прикусить губу, глядя в его непроницаемое лицо и, кивнув, и вскользь коснувшись его холодных пальцев, села в салон.

* * *

Ночной перелет прошел без эксцессов. Я, развалившись на диване, нагло запихнула репку ему на бедро, старалась погрузиться в работу, глядя в экран планшета в своих руках и пытаясь не замечать, что именно иногда мелькает в светло-карих глазах, когда он смотрит в экран ноута, расположенного на подлокотнике, тоже пытаясь забыться в работе, но тоже терпел поражение.

В какой-то момент забылась тревожным сном, а после изумлённо так таращила глаза на Анохина, разбудившего меня на постели и, зевая, сообщающего, что идем на снижение.

Ранее утро в Нью-Йорском аэропорту было хмурое и накрапывал мелкий, холодный дождь. Костю «порадовали», что заказанная машина застряла в мертвой пробке и ждать ее не меньше часа, что его, разумеется, не устроило. И, так же разумеется, Константин Юрьевич нашел выход — такси. В виде вертолета.