— Спасибо… не знала, что такие люди еще бывают.
В салоне была тишина. А что сказать? Не за что? Будь такой же? Нечего сказать, когда тебя благодарят за нормальность. Нечего. И паршивого от того, что за это благодарят. Потому что в такой момент четко осознаешь, что окажись ты в такой ситуации и черт его знает… Лучше бы она промолчала.
Девчонка вышла и направилась к подъезду.
— Думаешь, если он явится, выгонит? — спросила Данка, начиная сдавать назад.
— Тормозни. — Сказала я и, открыв окно, позвала девчонку, уже потянувшую на себя дверь, — эй! Ментов вызови, если припрется. Он псих, бабушка может под раздачу попасть.
Девчонка сглотнула и кивнула.
— Теперь вызовет. — Без особой уверенности произнесла я, поднимая стекло, а Данка фыркнула.
До моего дома снова в тишине.
— Что за бред с рицином и прочим? — спросила, когда Шеметова свернула с проспекта на съезд и направила машину к моему подъезду.
— Да… — поморщилась она, останавливаясь напротив, — чепуху всякую собирала, лишь бы впечатлить. Слушай, если я хочу пережить моральный износ Дрюни, то мой лимит погулять исчерпан, сможешь мой телефон принести? А то пока машину приткнем, пока сходим, а потом я опять разноюсь и не буду хотеть домой…
— Без проблем, — чуть погодя кивнула я и направилась к двери. Набрала номер квартиры соседки, попросила открыть, и через несколько минут отдавая телефон Данке, произнесла:
— Чокнутый Брюс Ли, ты это… позвони, как доедешь, а то ты бедовая какая-то.
Данка рассмеялась и кивнула, а через сорок минут мне пришло: «дома», и я, до того державшаяся, вырубилась.
Я не люблю больницы.
Запахи ни с чем не перепутаешь и я не о дезинфектантах, не о больничной еде и прочем. Человек, хоть единожды переживший тяжелое положение, в больничных стенах улавливает совсем иные запахи. Непроизвольно.
Еще утром, заехав в офис чтобы забрать трудовую и прочее, не обнаружив на месте Данку, я спросила у Ленки куда она умотала. Ленка сказала, что ее сегодня не было и не будет, простыла Дана Сергеевна, о чем предупредила по телефону.
Мысль, проскользнувшая в разуме, на первый взгляд дикая, но оказалась, что была близка к правде. Очень близка. Я набрала чокнутой. Ее голос слабый, хотя она старалась говорить уверенно. Простудилась. Высокая температура. Решила отлежаться дома. Все бумаги подписаны. Будет рада, если станем периодически созваниваться, с праздниками там поздравить и прочий бред. А на фоне чужой голос, предупреждающий, что ей нужно сжать кулак. Забор крови, очевидно…
— Ты где? — выдыхая дым в открытое окно, ровно спросила я. — Заеду, мандарины там привезу, бульон куриный.
Попробовала откреститься, дескать заразит.
— Дан, у меня бывший врач, имеет множество друзей его же профессии, работающих во всех больницах города. Найти, в какой ты, мне не проблема, просто времени много отнимет.
Прикрыла глаза, слушая длительную тишину в трубке и только потом адрес, глотая внутренний взрыв, потому что была права — такой голос на обезболивающих, на сильной слабости. Такой же голос был у брата, так же старающегося держать прежний темп речи, прежние свои интонации. Но старающегося, а не держащего.
— Отделение. — Должно было прозвучать с вопросительной интонацией. Прозвучало почти мертво.
Общей хирургии, третий этаж, триста вторая.
— Приеду приблизительно через полчаса, — стряхивая пепел и чувствуя, как ускоряется сердцебиение, предупредила я, — что-нибудь привезти?
— Сигареты, — хмыкнула вроде бы, но сорвано. Ибо скована болью.
Я удерживала мысли и руль. Последний сжимала сильно, потому что то, что рождалось в мыслях и порождало ассоциативный ряд, пускало дрожь в пальцы.
Солнечный июльский день, небо ясное, сапфировое, с росчерками перистых облаков. Свежий ветерок с запахом цветущих на клумбах растений, пока я пересекала территорию больницы, направляясь ко входу. Я вдыхала этот запах, цветов и лета, солнца и безмятежности. Вдыхала медленно и глубоко, твердо шагая к дверям. Глубочайший вдох, задержка дыхания и шаг за порог. Но обоняния все равно достигло то, чего здесь не было. Не было совсем, это только мысли, это память, это заворочавшийся на дне души страх, который я наивно считала убитым. Похороненным.
Накидка на плечи, протертые временем и тысячью ступней бетонные ступени с каймой краски по краям. Выкрашенные стены. Старая больница, а она здесь, значит, доставляли экстренно. Со своим баблом Шеметова валялась бы в лечебнице на Новоорской или Стрижевской, а доставили в ургентную. И ближайшую, вот эту старенькую, но ведь главное это наличие персонала, который может купировать острое состояние пациентки.
Вступила в коридор, оглядела таблички дверей, рассчитывая направление к нужной палате. Но рассчитывать и не нужно было.
Он вышел из палаты в начале коридора. Был мрачен.
— Женя, — и улыбка эта скотская. Вполсилы. — Не ожидал, Данка будет рада видеть. С лестницы упала ночью, сотряс небольшой…
Я покивала, глупо улыбаясь и стараясь не смотреть на сбитые костяшки его правой руки. Стараясь подавить желание провести беспроигрышный прием Брюса Ли.
Стараясь, очень стараясь.