Константин Павлович

Многие русские офицеры уже были здесь полтора года назад, во время Заграничного похода, зимой 1813-го, оставив о себе, по собственному их мнению, не самую дурную память. Тогда Варшава, по приказу Александра, была освобождена от постоя, москали сорили в трактирах деньгами, одаривая трактирщиков и нищих. Поляки, записывал один из участников событий, «дивятся русским: народ полюбил нас чрезвычайно. Подумаешь, что все офицеры у нас богачи, напротив, самая большая часть из них очень небогата — но таровата»^{258}. Как раз в это время, в начале 1813 года, князь Адам вновь предложил Александру образовать Царство Польское под управлением великого князя Михаила Павловича. Александр, как всегда с утонченной любезностью, отвечал, что образование отдельного государства преждевременно — лед отчуждения между поляками и русскими пока не растоплен.

Еще бы — совсем недавно польские войска под наполеоновскими знаменами грабили Смоленск и Москву; в декабре 1812 года вся польская знать, узнав о взятии Вильны и приближении русской армии, немедленно покинула Варшаву. Поляки страшились самой жестокой мести, они слишком хорошо помнили суворовскую мясорубку и уничтожение Праги. Так что в начале 1813 года, прежде чем началось упомянутое мемуаристом трактирное веселье, русские войска встретили брошенные дома, унылые ряды черепичных крыш, печать утомления от перенесенных бурь на лицах местных жителей. Да и вообще стоял ледяной ветреный январь, кружила метелица.

Теперь всё стало иначе. Наполеон был повержен, вместо него явился Александр, подаривший полякам Царство и обещавший конституцию. Польша буквально кинулась в его отеческие объятья. Что еще оставалось стране, истощенной войной до крайности, вынужденной поставлять фураж и провиант русским войскам, часть которых так и пребывала в герцогстве и уже давно не вызывала изумления своей щедростью?! Когда спустя годы император Николай Павлович говорил, что в период Венского конгресса Польша представляла из себя совершеннейшую пустыню, он был не слишком далек от истины — промышленность страны была разрушена, сельское хозяйство едва теплилось, строительство давно остановилось, старые здания обветшали.

Осень 1814 года обернулась медовым месяцем союза России и Польши. Утопающая в еще не облетевших садах Варшава, толпы гуляющих, атмосфера праздника, во всех, на всем — улыбка надежды. С приездом великого князя город и вовсе ожил. Вражда, отчуждение стали бессмысленны и отошли в прошлое. «Общественное настроение благоприятно и с каждым днем делается всё лучше. Русские и польские гвардейцы устраивали взаимные чествования, между ними царит наилучшее согласие. Его высочество весьма любезно способствует этому»^{259}.

«Знатнейшие магнаты поспешили открыть свои богатые хоромы для принятия новых гостей — и загремели празднества. Забывая временные раздоры, старались они заглушить их в роскошных пирах, где испивалось полными чашами вино за дружеское соединение двух славянских племен»^{260}. Польские эмигранты, получив амнистию, возвращались в оставленные земли, съезжались магнаты, собиралась мелкая шляхта — покинутые поместья оживали, на месте разрушенных или обветшавших возводились новые дома. «Польские красивые панны перестали уже коситься на москалей. В угодность им заговорила наша молодежь на их языке, ломая свой благозвучный язык на их шипящее наречие; все шло как нельзя лучше, и хотя были слышны от времени до времени некоторые глухие голоса недовольных, но все это ограничивалось столь ничтожными в начале выходками, что оставалось в тайне от большинства и хранилось только в высших административных сферах…»^{261}

Цесаревич поначалу был любезен, мил. Он приглядывался, привыкал, знакомился, посещал балы, ездил на званые обеды. Некоторые странности и резкости на плацу ему пока что прощали — как-никак главной обязанностью Константина было создание польской армии, и всякий здесь понимал: собственная, хорошо обученная армия Польше не помешает. Тем более что цесаревич взялся задело рьяно, с почти маниакальным вдохновением.

Из России в Польшу отправлялись оружие, снаряды, порох — в количествах фантастических. Оклады, назначенные в польском войске, намного превышали те, что были установлены в русской армии, — так что служить в веселой, праздничной, европейской Варшаве в глазах русской военной молодежи казалось намного заманчивее, чем в России. Цесаревич выписал из Австрии инструкторов по плаванию и организовал в Лазенках школу плавания, ввел обучение фехтованию на саблях и штыках, организовал в Варшаве военную школу подхорунжих для подготовки офицеров — в школу принимались молодые люди, отличавшиеся прилежанием к службе и добрым поведением. В гвардейских полках было введено применение ракет с гранатами, которые бросались с ручного станка^{262}. Постепенно польское войско стало образцовым, одним из лучших в Европе, хотя цена за это была заплачена высокая, исчисляемая не только миллионами злотых.