Константин Великий

Съезд тетрархов был исключительным событием в истории Империи. Галерий привез с собой самого Диоклетиана как старого авторитета для придания всему собранию большей моральной легитимности. В результате столь судьбоносной встречи было принято общее решение, что августом Востока остается Галерий, а при нем цезарь Максимин Даза; августом Запада Лициний, а при нем цезарь Константин. Максимиану официально предложили уйти на покой, а Максенция все участники съезда безоговорочно признали узурпатором. Когда же все осторожно спросили у Диоклетиана, нет ли у него желания вернуться в большую политику, основатель тетрархии ответил, что если бы они все увидели, какая у него на огороде растет капуста, то не стали бы задавать этот вопрос.

Съезд в Карнунтуме 308 года обернулся для Константина поражением его интересов, но это высокое собрание было воплощением максимальной легитимности, которую только можно было себе представить на тот момент. Он не мог не признать, что его величание августом не имеет формальноправовых оснований. И он тем более не мог не признать, что Максенций был очевидным узурпатором. Правда, для него самого не было никакого толку от Максенция, который с первых дней своего пребывания в Риме воспроизвел все самые худшие черты любого тирана-временщика и даже поссорился с собственным отцом, проживающим в доме Константина. Однако несравнимо больше, чем фактический запрет на союз с эфемерным кланом Максимиана, Константина волновало то, что теперь он должен соблюдать субординацию по отношению к этому ставленнику Галерия Лицинию, во всем похожему на своего друга. На собрании в Карнунтуме Константин и Максимин Даза выразили свое недовольство назначением Лициния августом, и Галерий предложил каждому из них звание «сына августа», что не имело никакого смысла. Константин вернулся в Галлию с пониманием того, что быть зачинателем очередной смуты он не будет, и сосредоточился на борьбе с варварами, которые все время тревожили рейнскую границу.

В 308 году была предпринята огромная вылазка германских племен — франков, алеманнов и бруктеров, — и он продолжал дело своего отца в этом направлении. Казалось бы, если не считать неизбежной стычки с Максенцием, Империя вновь должна была бы погрузиться в мир и порядок, но разве такое возможно, если хоть кто-то из тетрархов, нынешних или бывших, чувствует себя обделенным? Именно это и произошло. Обделенными почувствовали себя, во-первых, Максимиан, что совсем неудивительно, а во-вторых, Максимин Даза, до сих пор никак себя не проявлявший.

В 310 году Максимин Даза собрал свои войска и сам себя провозгласил августом, поставив тем самым всю Империю перед фактом. Галерий к этому времени уже ни о чем так не думал, как о порядке и тишине, и поэтому смирился с этим, подтвердив самопровозглашение Максимина.

Тогда же на другом конце Средиземноморья произошло другое знаменательное событие. Константин долго не появлялся у себя в Арелате, потому что все время проводил на Рейне в боях с германцами, и заскучавший Максимиан объявил всем о том, что Константин погиб. Он захватил власть на правах его тестя.

Управлять у Максимиана получалось очень плохо, потому что большинство легионеров не верили ему и ждали своего августа, как они его сами называли с 306 года. Когда же Константин вернулся, Максимиан в ужасе бежал в Массилию (ныне Марсель), где пытался установить свой режим, но, когда войска Константина подошли к стенам города, его жители сами открыли ворота, и Максимиан оказался в плену у зятя.

Константин не отомстил Максимиану, а только лишил императорских регалий и оставил его в своем дворце, понимая, что сама жизнь Геркулия после этого будет ему наказанием.