Они считали себя членами одной и той же республики, к которой принадлежали и Камилл и Цинциннат, но которая при Октавиане Августе бросила границы города и превратилась в Закон, местом действия которого был весь мир. Они более не были аморфной массой, которой придавали форму границы сферы их обитания: они стали нравственно стойкими, а стержнем, дающим им возможность ходить прямо, как люди, был закон – римский закон, построенный на римской дисциплине и греческой проницательности и хитрости. Все процессы постепенно отрывались от прежней опоры, которой был город.
Константин не мог знать, какой части всего того, что он делал, суждено обрести жизнь. Многое из того, что он совершил, кануло в Лету; однако наиболее устойчивыми оказались нововведения в системе центрального управления.
Эти нововведения заслуживают самого пристального рассмотрения, поскольку они имеют тенденцию изменять свой характер в зависимости от угла, под которым мы на них смотрим… Идея не просто закона, как такового, но принципа, заставлявшего людей двигаться в правильном направлении, а не только воздерживаться от неправильных шагов, стала близка римлянам благодаря их собственному опыту, а обогащение ее одной или двумя концепциями, берущими свое начало в Моисеевом законе, скорее усилило, а не ослабило ее. Хотя (по мнению христиан) Моисеев закон отжил свой век и поэтому не мог оказывать непосредственного влияния на римское право, на его примере было очевидно, что право вполне может иметь божественную природу. Однако он уже не мог служить защитой представления, свойственного родовому обществу, о неприкосновенности этого права… Более того: Моисеев закон уступил место благодати, Божьему промыслу. Таким образом, Божественное Провидение стояло выше, пусть даже Божественного, закона… Одной из первых идей, усваиваемых священником при чтении Священного Писания, был тезис о том, что закон имеет божественное происхождение, а также что человеком руководит Провидение, которое является тем более Божественным… Никого не волновало, что частично римский закон переплетался с древнееврейской традицией, приобретая попутно некоторые элементы стоицизма и в значительно большей степени – Нового Завета. Некоторые такие сочетания бывают крайне взрывоопасными, а этому сочетанию суждено было стать силой более мощной, чем динамит.
Весь дух христианства способствовал тому, что привязка к конкретному месту проживания становилась все более слабой. Когда христианин говорил, что этот мир – не более чем временное пристанище, он, возможно, и не особенно задумывался о вечной обители на небесах. Но он наверняка подразумевал, что группа братьев в любой точке земли может чувствовать себя как дома. Эта мысль лежала в основе новой монархии. Она была поразительно близка идее о том, что род остается родом вне зависимости от места его нахождения. И в то же время она имела совершенно иные корни.
Мы часто употребляем термины «правительство Константина», «группа братьев», «род». Однако что конкретно означают эти слова? Что представляло собой это правительство? Какие узы связывали его членов? Необходимо рассмотреть эти вопросы, прежде чем двигаться дальше.
Вся история борьбы между сенатом и армией показывает нам, что, когда побеждала армия, ее собственным руководителям в интересах общества приходилось менять ее организацию.
Диоклетиан коренным образом изменил природу военного сословия, на котором основывалась императорская власть. Он поделил ее, противопоставил друг другу ее части, укрепил дисциплину, пока реальная власть в армии не сосредоточилась в руках маленькой группы руководителей, ставшей известной как консисторий. При Диоклетиане состав этого органа не был постоянным. Император сам определял, кто станет участвовать в нерегулярно созываемых собраниях. Константин продолжил преобразование этого весьма аморфного учреждения в нечто крепкое и определенное. Он назначил постоянных членов консистория, который теперь созывался регулярно. Сюда входила гражданская и военная верхушка, он-то и стал секретным оружием новой монархии. Он претендовал на то, чтобы быть выше императорского совета. По крайней мере один раз его называют любопытным словом «comitatus», товарищество, а его члены именовались комитами.[38]
Все, кто знакомился с историей семи веков после правления Константина, находят там множество производных от этого слова: французское «comte», английское «count» (граф).[39]
Именно тогда эти люди стали играть важную роль. И тем не менее, даже здесь Константин не придумал ничего совсем уж нового. Мы не должны забывать о Диоклетиане, который, собственно, и создал консисторий… Те сравнительно небольшие изменения, которые превратили его в постоянно действующий орган, однако, были действительно эпохальными. В первый раз появился настоящий механизм исполнительной власти, способный управлять большим политическим образованием и одновременно находящийся под контролем и руководством главы этого образования.