Константин Великий. Первый христианский император

Как ни отрывочны имеющиеся у нас свидетельства, тем не менее на их основании можно выстроить более или менее связную картину произошедшего. Следует помнить, что приезд Константина в Рим был связан с празднованием двадцатого года его императорской деятельности. Когда Диоклетиан создавал свою систему правления, он намеревался оставить трон на двадцатом году пребывания у власти. И он предполагал, что его преемники, в свою очередь, будут анализировать каждые 10 лет итоги своего правления и, при необходимости, уступать свое место выбранным ими преемникам. Галерий, вероятно, последовал бы этому завету, если бы не умер раньше срока. Однако восшествие Константина на императорский престол сопровождалось совершенно другими, не предвиденными Диоклетианом обстоятельствами. Он шел к трону поэтапно, и он принес с собой на престол новую идею о монархии, которая в корне отличалась от монархии Диоклетиана – от его представлений о совете империи… Он воплощал ее практически неосознанно. При этом он не стал создавать никакой строгой и целостной теории для ее подкрепления. Равным образом у Константина отсутствовала какая-либо четкая программа, поэтому так и осталось не до конца ясным, что из системы Диоклетиана он сохранил, а что – отменил. Эта неопределенность создавала простор для деятельности всякого рода интриганов… Давайте еще раз вспомним обстоятельства отречения Диоклетиана. Он много сомневался и колебался, но Галерий занял весьма решительную позицию и фактически водил его рукой при подписании отречения.

Все это указывает на единственно возможное обвинение в адрес Криспа; что он якобы намеревался взять на себя роль Галерия и заставить своего отца отречься.

Нетрудно себе представить изумление и недоверие Константина, когда он услышал об этом. Очевидно, его сомнения разделяли и его главные советники[52]. С другой стороны, ясно, что высокопоставленные лица, предъявившие обвинение, предоставили и свидетелей. Судя по всему, сводные братья Константина, сыновья Констанция и Феодоры, были здесь ни при чем. Испугавшись, что их заявление будет отвергнуто (со всеми вытекающими отсюда последствиями со стороны Криспа), обвинители обратились к непосредственному автору и вдохновителю этой затеи. Это была Фауста.

Вмешательство императрицы полностью изменило ситуацию. Это была достойная всяческого внимания свидетельница; ее голос невозможно было заглушить. Ей не требовалось являться в суд. Вполне вероятно, что император выслушал ее с изумлением, граничившим с недоверием. Однако в этом споре (поскольку теперь шла речь о том, кто кого одолеет: Крисп – ее или она – Криспа) у нее на руках были все козыри. Она обвинила Криспа в том, что он предложил ей стать его императрицей.

Если современному читателю это обвинение кажется диким и абсурдным, то для Константина оно звучало совершенно иначе. Чтобы понять причину этого, надо углубиться в историю. Многовековая история христианства заставила нас позабыть об обычаях ранних нехристианских общин. Однако для Константина браки между братьями и сестрами, столь обычные для египетских и других восточных династий, не были чем-то невероятным; и вряд ли он находился в неведении относительно того, как сохранялась благородная кровь в племенах Северной Европы. Сотни раз, сидя у костра где-нибудь на Рейне или на Дунае, он слышал и о многих более невероятных случаях. Да и после Константина короли часто приобретали за собой титул, заключая брак с женой своего предшественника.

Через 300 лет такой же пример мы обнаруживаем в истории Англии; король Уэссекса Эгельбальд, брат короля Альфреда, стал правителем, женившись на вдове своего отца… Константин – да и Крисп тоже – были опытными воинами, проведшими много времени на рейнской границе и хорошо знакомыми с жизнью и образом мыслей жителей северо-запада Европы. Не было ничего невероятного в том, что Криспу пришел в голову такой план. Не было ничего невероятного в том, что Фауста не согласилась на него. Она однажды уже спасла жизнь мужа таким образом, она вполне могла сделать это еще раз.

Поздние римские авторы слышали другой вариант этой истории – будто бы она сама сделала такое предложение Криспу, а когда он отверг его, решила таким образом спастись. Поскольку эти писатели не сражались на Рейне или на восточных границах империи, они запутались и решили, что это – очередная версия истории о Федре и Ипполите.[53]

Возможно, придумав историю, будто Фауста сама сделала соответствующее предложение Криспу, друзья Криспа надеялись спасти его.

Нередко такое встречное обвинение оказывается успешным. В противном случае оно усугубляет положение обвинителя.

Именно по этой причине Крисп был сослан в Полу. Если бы у Константина нашлось время на раздумье, он, скорее всего, усомнился бы в правоте обвинителей. Однако Фауста хорошо знала своего мужа. Он привык действовать быстро. Она лишь заставила его действовать чуть быстрее, чем обычно, и он попался на ее уловку.