Константин Великий. Первый христианский император

Одной из особенностей ложного обвинения является то, что его нельзя отозвать. Как только слова прозвучали и Крисп оказался в Поле, он уже не мог оттуда вернуться. Смерть его стала необходимостью. Императрица может совершить многое, чего не может обычная женщина. Как бы это ни было сделано, но это было сделано. Крисп навечно остался в Поле.

Некоторые полагали, что сам Аблавий, префект преторианской гвардии, написал следующий дистих и поместил табличку на стену дворца:

Опять назад в золотой век?
Мы возвратились уже к правлению Нерона!

Как можно предположить, последовавшая передышка не принесла много радости. Она длилась достаточно долго, чтобы остудить гнев и поколебать уверенность Константина; окончилась она с прибытием ангела мщения. Это была не бабушка Криспа, святая Елена, как предполагали историки, а его жена, Елена, дочь Лициния… К сожалению, она опоздала. Крисп был уже мертв. Старик Лициний никогда не был трусом и размазней; то же можно сказать и о его дочери. Молодая женщина, решившая отомстить за любимого мужа, не остановится ни перед чем. Елена была готова выцарапать глаза всякому, кто встал бы на ее пути. Она налетела на Константина, как огненная лава или землетрясение. И если сначала стихия увлекала его в одну сторону, то теперь его влекло в сторону противоположную. У Елены имелось важное преимущество – на ее стороне была правда. Сказка, придуманная Фаустой, работала до тех пор, когда у слушателей начали возникать вопросы.

Теперь вопросы задавала молодая женщина, еще более оскорбленная тем, что Крисп якобы забыл ее. Если у Фаусты и был шанс избежать наказания, построив обвинение таким образом, она упустила его. К своему ужасу Константин стал постепенно осознавать, насколько же он был одурачен. Смерть Криспа являлась не только несправедливым и абсолютно ненужным убийством невинного человека, это был совершенно непоправимый поступок, последствия которого невозможно было смягчить или загладить раскаяниям… Преступница добилась своего – ведь теперь ничто и никто не могло помешать детям Фаусты занять императорский престол. Невинных нельзя было наказать за деяния их матери и нельзя было лишить права на престол из-за гибели Криспа.

Успех преступления Фаусты означал, по-видимому, ее гибель. Поскольку исправить что-либо было уже невозможно, оставалось только расплачиваться. Скорее всего, Константину был невыносим один ее вид и любое упоминание о ней – по крайней мере, это естественные предположения. Когда Константин разрешил ей умереть, он просто нашел выход из безвыходной ситуации и избавил Фаусту от ужасов пожизненного заключения и от бремени воспоминаний, ставших мукой для него, для нее и для всех их близких. Она вступила в заговор с целью добиться смерти невинного человека; даже сегодня наказанием за это является смертный приговор. Смягчающие обстоятельства отсутствовали.

Все, участвовавшие в заговоре, были наказаны по закону. Весь ход заговора был прослежен, и главный инициатор установлен. Историки сходятся во мнении, что Фауста утонула в горячей ванне. Таков был конец дочери Максимиана Геркулия. Хотя она умерла, зло, совершенное ею, пережило ее, но насколько и какое значение оно имело, сказать не может никто.

Вскоре после этого Константин покинул Рим.

Мало кто испытывал бы к древнему городу теплые чувства после таких событий. Город отомстил поборнику перемен. Его планы на будущее оказались уничтоженными. Теперь он лишился преемника. Все вновь оказалось в руках судьбы.

Однако, как свидетельствуют историки, и в духовном плане то лето в Риме не прошло без последствий. Согласно легенде, которая, впрочем, едва ли может служить историческим свидетельством, он так глубоко переживал смерть Криспа, что обратился к языческим жрецам. Но они сказали ему, что такую вину невозможно ничем искупить. После этого он обратился к христианской церкви, и она даровала ему отпущение грехов. Так он стал христианином.

Скорее всего, история эта имеет мало отношения к реальным событиям жизни императора, тем не менее она, по-видимому, наглядно иллюстрирует изменения, происходившие в его сознании. Он уже столкнулся с христианством как фактором политической жизни империи. Теперь оно пришло в его личную жизнь, и не стоит удивляться тому, что потрясение от этого соприкосновения было велико. Старая религия оказались никуда не годной, когда речь шла о преодолении столь глубокого душевного кризиса, какой переживал Константин. Она ничего не могла сказать в утешение и не могла предложить ему ничего, кроме нескольких обрядов внешнего очищения и нескольких утешительных фраз, столь же безвкусных, сколь и бессмысленных. Вполне вероятно, что Константин вовсе не нуждался ни в каких утешительных фразах. Возможно, именно тогда он понял, что стояло за властью и силой епископов.