Оставив недоумевающего старика в гостиной, с трудом добрался до отведенной мне спальни и буквально рухнул на большую кровать с деревянными резными спинками, тут же забывшись тревожным сном.
Впрочем, долго спать мне не дали. Будить, правда, тоже не решались, но я даже не услышал, а скорее почувствовал шум и подал голос.
— Кого там черт принес?
— Константин Николаевич, проснумшись? — заглянул в спальню Рогов. — Уж сколь их, идолов, увещевал, не будите их высочество, да все без толку…
— Короче!
— Казак прискакал с эстафетой, от лейтенанта Стеценкова! — отрапортовал отодвинувший денщика Воробьев.
— Кого? — не сразу сообразил я, но потом вспомнил о привычке некоторых нижних чинов коверкать фамилии и сразу проснулся. — Зови.
Посыльный — коренастый и кривоногий, как многие кавалеристы, казак отдал честь и протянул мне пакет.
— Виноват, ваше императорское высочество, но велено лично в руки!
— Молодец! — сдержано похвалил я, принимая послание.
Наскоро прочитав, понял две важные вещи. Первая — момент как никогда удобен для атаки и, если его пропустить, другой такое может и не представиться. Второе — лейтенант оказался сообразительным. Настоял, чтобы послание попало сразу ко мне. Потому что попади оно в штаб, пусть даже и Корнилову, дело могло застопориться на пару часов, а то и больше. Толковый офицер, надо запомнить!
— Вот что, братец, — велел я казаку. — Ступай с унтером, он распорядится, чтоб тебя накормили.
— Покорнейше благодарим…
— Рогов, подавай мундир! — принялся раздавать приказы, не обращая более внимания на посланца. — Воробьёв, собирай свою банду. Есть работа!
Самой боевой частью Черноморского флота был, несомненно, отряд из шести колесных пароходофрегатов под командованием капитана второго ранга Бутакова. «Владимир», «Бессарабия», «Громоносец», «Крым», «Херсонес» и «Одесса». Так что нет ничего удивительного, что именно его я и выбрал, для своей первой операции. К слову сказать, это далеко не единственные паровые корабли в Севастополе. Есть еще почти два десятка разного рода судов, главным образом буксиров, мобилизованных после начала войны, вооруженных и превращенных в боевые единицы. Впрочем, до них очередь еще дойдет.
Флагманский «Владимир» встретил меня образцовым порядком, построенным на шканцах экипажем и дружными криками — ура!
— Рад видеть тебя в добром здравии, Григорий Иванович, — пожал я руку командиру.
— Принимать ваше императорское высочество на борту — большая честь!
— Полно. Ты и твой славный экипаж первыми скрестили оружие с таким же паровым кораблем. Да как удачно! Посему можешь обращаться ко мне без чинов.
— Покорно благодарю за теплые слова, Константин Николаевич. Будет ли вам угодно осмотреть наш корабль?
— Как-нибудь непременно. А теперь совершенно нет времени. Прикажи немедленно разводить пары на всех кораблях отряда!
— Мы выходим в море?
— Именно. Довольно союзникам чувствовать себя в здешних водах хозяевами Пора незваным гостям, как говориться, и честь знать!
— Слушаюсь!
— А пока твои кочегары заняты делом, вызови на борт лейтенанта Голенко.
— Начальника отряда брандеров?
— Именно.
Константин Петрович Голенко оказался невысоким и сухощавым, но при этом жилистым офицером, примерно тридцати лет от роду, что для его скромного чина было несколько многовато. Впрочем, об этом я подумал позже, поскольку сначала все мое внимание заняли его усы. Нет, не так. Усища! Огромные можно даже сказать исполинские, они закрывали ему не только рот, но практически всю нижнюю часть лица до самого подбородка.
В нынешние времена трудно удивить растительностью на лице. Каждый второй носит либо роскошные бакенбарды, либо бородку в стиле нашего противника Наполеона III, или хотя бы просто усы. Но, клянусь честью, такого мне прежде видеть не доводилось! Просто любопытно, каким образом этот бедолага принимает пищу? Неужто имеет специальную подставку?
— Позвольте рекомендовать вашему императорскому высочеству командира транспорта «Кинбурн» Константина Петровича Голенко! — прервал затянувшуюся паузу Бутаков.
— Весьма рад, — опомнился я и энергично пожал лейтенанту руку.
Тот в ответ так энергично сдавил великокняжескую ладонь, что заставил буквально выдернуть ее назад.
— Ты, наверное, из казаков? — немного поморщившись, спросил я.
— Никак нет, — покраснел, понявший свою оплошность офицер. — Из псковских помещиков!
Договорив, он достал из кармана платок, чтобы вытереть обильно выступивший на лице пот, но прежде снял с головы фуражку, обнажив весьма искусно завитую шевелюру. Боже ж мой…
И тут в моей порфирородной [2] голове что-то щелкнуло, после чего идеальная память Кости заработала на полную силу. Оказывается, история Голенко была ему (точнее теперь уже мне) прекрасно известна.