Константинополь и Проливы. Борьба Российской империи за столицу Турции, владение Босфором и Дарданеллами в Первой мировой войне. Том I

Бенкендорф на это отвечает, что под впечатлением побед союзников в Лондоне пропал всякий интерес к делу Турции; он даже отказывается предсказать, какое впечатление произвело бы там занятие Константинополя болгарами[32]. Это значит, что в Лондоне, по знаменитому выражению Солсбери, вновь решили, что ставили ставку на «плохую лошадь», и, одновременно с Парижем, собрались перенести свои расчеты на новую силу, на столь блистательно дебютировавшие балканские государства. Поэтому 2 ноября Сазонов телеграфирует о согласии России на последние четыре пункта Пуанкаре, с небольшими редакционными изменениями, поясняя, что «общий интерес обеспечения Константинополя требует создания оборонительной зоны, которая должна быть подчинена действительному суверенитету султана», в известных уже границах с включением Адрианополя; «вся остальная часть Европейской Турции, по нашему мнению, должна быть по праву фактического завоевания разделена между союзниками, и в этом смысле мы готовы поддерживать максимум возможного»; ближайшая главная цель – предотвратить дружным вмешательством держав занятие союзниками Константинополя; в качестве второстепенного вопроса указывается возможность автономии Албании под султанским суверенитетом, но с предоставлением Сербии выхода к Адриатическому морю.

Но из Лондона идут ошеломляющие вести: когда Бенкендорф изложил сазоновскую программу, Грэй ответил, что «невозможно требовать от болгар остановки перед чаталджинской линией, так как эта жертва их дала бы туркам возможность собраться с силами и уничтожить прежние военные успехи», что «общественное мнение в Англии столь категорически высказывается в пользу Болгарии, что он не мог бы предъявить ей такое требование» и что ввиду последней решительной победы болгар настолько поздно говорить о нем, что, как он полагает, с этим согласится и Сазонов. Бенкендорф вынужден был отбросить всякие околичности и прямо заявить: вопрос о Константинополе имеет столь жизненное значение для самой России, что мнение Сазонова по этому пункту не может измениться. Доведя беседу до полной ясности, Грэй обещал подумать и сообщить свое решение позднее. На другой день Times опубликовала очень кстати личное мнение Маджарова, болгарского посланника, что болгары, заняв Константинополь, уйдут из него, как только будет подписан мир, а Грэй объяснил Маджарову, что болгарам надлежит считаться с русской точкой зрения на Константинополь и успокоить русское правительство как можно скорее, иначе у них не будет точки опоры в России против Румынии и Австрии.

Потеряв надежду на Лондон, Сазонов обращается к последнему средству: телеграммой от 4 ноября он поручает Извольскому доверительно сообщить Пуанкаре, что «занятие Константинополя балканскими союзниками поведет к одновременному появлению всего нашего Черноморского флота у турецкой столицы», а «для предотвращения великой опасности всеобщих европейских потрясений, связанных с этим шагом» необходимо, чтобы Франция пустила в ход все средства в Берлине и Вене. К этому Сазонов добавляет – для личного осведомления Извольского, – что русские военные власти изменили свой первоначальный взгляд и допускают возможность предоставления Адрианополя Болгарии.

В тот же день Грэй, по поводу занятых греками Эгейских островов, доверительно высказывает Бенкендорфу свой взгляд по вопросу о Проливах: Греция может сохранить эти острова только на определенных условиях; общий интерес заключается в том, чтобы второстепенная держава не могла по своему произволу закрывать Проливы; он признает, конечно, преобладающее значение русских интересов и с этой точки зрения готов принять участие в обсуждении этого вопроса. Через три дня, 7 ноября, он ставит точку над «i», – наименьшим злом он считает нейтрализацию или превращение Константинополя в вольный город, если не удастся сохранить турецкую власть над ним. Пуанкаре оценил значение этого проекта: по сообщению Извольского, он сильно встревожился, получив из Лондона это известие, ввиду возможности «серьезного разногласия между нами и Англией, особенно опасного накануне серьезной дипломатической борьбы против балканской политики Тройственного союза».

В то же время Пуанкаре получил информацию от австрийского посла о том, что Австрия «абсолютно не может допустить», чтобы Сербия получила выход к Адриатическому морю. Он узнал также, что по этому вопросу состоялось «окончательное соглашение между Германией, Австрией и Италией, которые окажут самое энергичное сопротивление требованию Сербии».