Константиновский равелин

Усов медленно поднял голову, но, увидев превратившийся в красную тряпку платок, ловким профессиональным жестом снял импровизированную повязку, швырнул ее в таз. Палец распух и продолжал кровоточить.

— Мм-даа! — протянул Усов и недовольно скривил рот. — Царапина у вас глубокая. Лариса Петровна! Обработайте и перевяжите.

Лариса повернулась и встретила напряженный и настороженный взгляд Зимского.

И по этому взгляду она сразу поняла, какую имеет над ним власть, но это не доставило ей радости.

За последние годы слишком многие пытались добиться ее расположения, и это вначале удовлетворяло ее женское тщеславие, затем стало надоедать и в конце концов превратилось в муку, ибо ухажеры были удивительно похожи друг на друга. Нет ничего хуже без памяти влюбленного человека, если не питаешь к нему ни малейшего влечения. Лариса знала это слишком хорошо, вот почему откровенный взгляд Зимского вызвал у нее и недовольство и раздражение. А Алексей стоял, забыв про палец, с которого быстрыми капельками стекала кровь, и Лариса сказала вежливо, но сухо:

— Подойдите, пожалуйста, сюда!

Впервые Зимский услышал ее голос и как во сне пошел прямо на зов, протягивая окровавленную руку.

Осторожно, стараясь не причинить боли, стала Лариса обрабатывать рану, и каждое ее прикосновение пронизывало Алексея словно электрическим током. Он не понимал, что с ним происходит, а голова кружилась от тонкого аромата, идущего от ее пышных волос, от ее горячего дыхания и вообще от ее немыслимой близости. Он слегка покачнулся, и. Лариса придвинула ему стул.

— Присядьте. Это от потери крови. Сейчас все пройдет.

Зимский молча кивнул. Перевязав палец, Лариса вновь занялась своими инструментами, и он получил возможность почти открыто любоваться ею. И опять Алексей не мог себе объяснить, почему в свое время, даже обнимая Ольгу, он не испытывал и сотой доли того благоговейного трепета, который ощущал теперь, просто смотря на Ларису. Он досадовал на свое непривычное состояние, даже пытался отделаться циничной мыслью: «Все они, бабы, на один манер!» — но тотчас же испугался, будто Лариса могла прочитать ее, и тревожно оглянулся по сторонам. Лариса по-прежнему колдовала над спиртовкой. Усов продолжал писать, не обращая на него никакого внимания. По затянувшейся тишине Зимский понял, что пора уходить.

— Ну… Я пойду… Большое спасибо! — сказал он, вставая и ни к кому не обращая своих слов.

Лариса даже не повернулась. Усов буркнул, не отрываясь от писания:

— Завтра приходи на перевязку!

Он пришел завтра, потом — послезавтра, он стал приходить каждый день, и однажды Лариса, сняв бинт и увидев совершенно здоровый палец, с явной усмешкой сказала:

— Ну вот и все! Больше на перевязку ходить не надо!

Словно что-то оборвалось внутри Алексея, и сам себе он показался нелепым и ненужным. Глубокое безразличие ко всему овладело им в эту минуту, но он все же нашел в себе силы и проговорил, с трудом растягивая в улыбку кривящиеся от обиды губы:

— Большое спасибо вам… Лариса Петровна… И за лечение, и за заботу…

Чуть заметно дрогнули у Ларисы уголки рта — может быть, она досадовала на себя за несправедливо холодный тон, но, несмотря на это, она не сумела перебороть чувства неосознанной досады и так же строго и холодновато ответила:

— Не за что, товарищ Зимский! Приходите, когда понадобится!

«Товарищ Зимский!» И Алексей понял, что эти несколько дней совершенно не приблизили его к Ларисе, и даже наоборот, отдалили от нее. Медленно и понуро вышел он из лазарета и остановился в коридоре, все еще на что-то надеясь, прислушиваясь к каждому звуку там, за дверью. Он стоял затаив дыхание, с гулко бьющимся сердцем и вдруг вздрогнул от неожиданного возгласа Усова:

— Лариса Петровна! Вы не забыли, что завтра в шесть нужно идти на батарею за медикаментами?

— Нет! — отвечал голос Ларисы. — А кого мне выделят в помощь?

— Я сегодня поговорю с Евсеевым, — продолжал Усов. — Надо бы матроса посильнее!

Не веря своим ушам, Зимский на цыпочках быстро отошел от двери. Лицо его горело от нервного возбуждения. «Нет, Лариса Петровна! Нет, Ларочка!» — твердил он сам себе бессмысленные слова, сам не зная, что же именно «нет» и что он будет делать дальше. И только одно ему было совершенно ясно — завтра во что бы то ни стало он должен пойти с Ларисой на батарею…

Душным и тесным казался ему в эту ночь кубрик. Оглушительно храпели до изнеможения уставшие матросы, а Зимский лежал с открытыми, точно остекленевшими глазами и не мог уснуть. Помучившись около часа, он вышел во двор, лег на траву, подложив руки под голову. Высоко-высоко в фосфорическом голубом небе плыл сказочный двурогий месяц. Недвижимый теплый воздух казался налитым в бездонный сосуд весеннего мира, и даже война, постоянно напоминающая о себе приглушенным, точно далекий гром, гулом, не могла нарушить очарования майской ночи.