Константиновский равелин

Метнув на него полный презрения взгляд, Калинич твердо, опираясь на доску, идет к помосту. Солдаты помогают ему взобраться на него. Стоящий тут же Майер ловко набрасывает на шею петлю. Ее прикосновение подобно холодной змее. Калинич невольно ежится. Он продолжает смотреть на небо в ожидании солнца, и вдруг среди солдат рождается удивленный шепот:

— Комиссар молится!..

Молящийся комиссар! Это так необыкновенно, что даже офицер застыл с поднятой рукой. Прошло всего мгновение, но в это время выкатился из-за Инкермана молодой, горячий шар утреннего солнца. И вмиг золотые потоки лучей озарили все унылое и серое радужным светом нового, ликующего дня.

И на лице Калинича расплылась радостная теплая улыбка. Солнце, увиденное им перед смертью, укрепило в нем глубокую веру в торжество всего светлого на земле.

— Цум Тойфель![2] — вскричал взбешенный улыбкой комиссара офицер, и из-под ног Калинича выбили ящик — последнюю опору на этой земле. Но прежде чем перед глазами упала вечная пелена, он еще увидел стремительный легкий луч, тянущийся через всю бухту прямо сюда к равелину…

И когда Калинича уже не стало, луч еще долго сиял на грубом шелке разноцветных флагов, величественно реющих над несломленной душой комиссара — «Погибаю, но не сдаюсь!»

1954—1958 гг.

Севастополь — Ленинград.

ОТ АВТОРА

Я посетил Константиновский равелин в апреле 1954 года. Стояла холодная весна. Мир был продут ветром с Анатолийского побережья. Воздух казался необыкновенно прозрачным, камни блестели, точно отшлифованные, каждая травинка, проросшая из трещин в стенах равелина, выделялась четко и рельефно.

В равелине, как и до войны, размещалась команда охраны рейда да матросы рейдового поста наблюдения и связи. По двору ходили совсем еще желторотые юнцы в больших, наползающих на уши бескозырках.

Новый командир ОХРа капитан 2 ранга Петр Яковлевич Т. встретил меня очень приветливо. Он уже знал о цели моего посещения.

— Значит, думаешь писать?

— Думаю, — с невольной тревогой сознался я.

Мы стояли молча посреди широкого двора, где когда-то бесстрашный командир равелина объявил перед матросским строем беспримерно суровый военный приказ. Теперь в центре двора возвышался скромный обелиск, сделанный матросскими руками, простой обелиск, каких много сейчас на крымской земле. Врытые до половины в землю авиабомбы служили ему столбами ограды, и каждую из них венчала ампула из-под зажигательной противотанковой смеси. Предельно лаконичная и, может быть, поэтому берущая за сердце фраза была высечена на самодельном постаменте:

ВЕЧНАЯ СЛАВА ГЕРОЯМ

морякам капитана 3 ранга ЕВСЕВЬЕВА

и батальонного комиссара т. КУЛИНИЧ,

павшим в боях за свободу и независимость

нашей РОДИНЫ

Потом я был один среди развалин северо-восточной стороны. В развороченных, дышащих затхлой сыростью секциях стояла суровая тишина. Заплесневелые, малахитовые стреляные гильзы валялись под ногами. Вдаль, на Северную, уходила пыльная дорога, обыкновенная, как и тысячи подобных российских дорог…

И вот готовая повесть лежит передо мной…

Может быть, не все в ней так, как было, а может быть, и все не так, как запечатлелось это в сердцах и умах отчаянных защитников равелина, — я готов принять этот упрек.

Но пусть посмеет кто-нибудь сказать, дочитав повесть до последней точки, что сердце мое не билось в такт с сердцами стоявших насмерть матросов, что мысль моя не была их самой сокровенной мыслью, что не умирала вместе с каждым погибшим среди освященных русской кровью камней часть моей души!

И если все же мое воображение оказалось ниже их духовной силы, то это только потому, что нет в многотомных словарях слов, равноценных их высокому и беспримерному подвигу!

Я буду рад, если хоть в какой-либо мере заставлю читателя полюбить этих скромных и, что греха таить, уже забываемых людей, ибо сам люблю их уже давно и навсегда!

И еще бы мне хотелось, чтобы каждый, побывавший в Севастополе, снял шапку перед Константиновским равелином и постоял в торжественном молчании у его святых руин.

Ветер с моря расскажет ему о том, чего не в силах был выразить, пусть даже в самых страстных строчках, человеческий язык!

ОБ АВТОРЕ

Виталий Андреевич Шевченко родился в 1923 году на Украине, в семье служащего. Окончив девять классов средней школы в Луганске, поступил в Киевскую военно-морскую спецшколу.

С 1941 по 1946 год, будучи курсантом Высшего военно-морского училища, плавал на кораблях Краснознаменной Каспийской флотилии и Черноморского флота.

После окончания училища служил на Черноморском флоте, на одном из гвардейских крейсеров. С 1948 года и по настоящий день продолжает службу в Ленинграде, в одном из учреждений Военно-Морского Флота.