Однако четкое разграничение абсолютно необходимо там, где, как во многих частях Европы, консерваторы уже усвоили значительную часть коллективистского мировоззрения – мировоззрения, которое направляет политику уже так давно, что многие из его институтов стали считаться само собой разумеющимися и превратились в источник гордости «консервативных» партий, их создавших[853]. Здесь сторонник свободы не может не оказаться в конфликте с консерватором, поскольку он занимает по сути своей радикальную позицию, направленную против распространенных предрассудков, прочно занимаемых позиций и всевозможных привилегий. Глупость и злоупотребления не становятся лучше от того, что они утвердились как принципы политики.
Хотя совет
Я надеюсь, что не ввел в заблуждение читателя упоминаниями о «партии», хотя на самом деле речь шла о группах людей, защищающих определенные моральные и интеллектуальные принципы. В этой книге не рассматривалась партийная политика какой-либо страны. Вопрос о том, как принципы, которые я пытался реконструировать на основе сохранившихся фрагментов традиции, могут быть превращены в имеющую массовую поддержку программу, политический философ должен оставить «тому коварному и хитрому созданию, в просторечии называемому государственным деятелем или политиком, решения которого определяются изменчивыми и преходящими моментами»[854]. В задачу политического философа может входить только влияние на общественное мнение, а не организация людей для действий. Он может действовать эффективно только тогда, когда не заботится о том, что политически осуществимо сегодня, но постоянно защищает «общие принципы, всегда неизменные»[855]. В этом смысле я сомневаюсь, что возможна такая вещь, как консервативная политическая философия. Консерватизм часто бывает полезен, как правило, практической деятельности, но он не дает нам каких-либо руководящих принципов, которые способны влиять на долговременное развитие.