Конституционно-политическое многообразие

В настоящее время хорошо зарекомендовали себя различные модели конституционно-правовых отношений, постоянно обновляющиеся с учетом исторического опыта и сохранившие адекватность условиям страны или группы стран – США и европейских стран, скандинавская модель, китайская, японская и индийская модели, модели, присущие ряду стран исламского мира и Южной Америки. Эти модели несопоставимы друг с другом даже по внешним признакам, поэтому заимствование их элементов не позволит получить ожидаемых результатов. Столь же своеобразной должна быть и российская конституционно-правовая модель, опирающаяся на историю, традиции социальных связей, культуру и систему ценностей ее граждан. Сказанное о специфике моделей социально-политического развития отнюдь не отрицает их общих черт, но позволяет плюралистично отразить в общественных отношениях и социальных связях потенциальные возможности институционально-эволюционной теории политического многообразия, весьма разнообразного в своих конкретных проявлениях.

Мир не только многообразен, но и многоцветен. Он исключает поиск универсальных моделей или их навязывание по заранее расписанному сценарию, или копирование пути, пройденного другими народами. Именно социологический подход помогает видеть социальную природу правовых явлений, их связь с другими общественными явлениями, в том числе экономическими, политическими, идеологическими.[110] Социологическое направление в государственно-правовых исследованиях получило существенное развитие в юридической науке. Поэтому в своем исследовании мы тоже решили обратиться к социологическому подходу.

Отметим, что заслуга введения в научный оборот такого понятия, как «социологическая юриспруденция», принадлежит французскому исследователю, представителю позитивной философии Огюсту Конту[111] В научном труде «Курс позитивной философии» ученый рассматривал позитивизм как среднюю линию между эмпиризмом и мистицизмом. По мнению Конта, наука и философия не могут ставить вопроса о причине явлений, ибо все подлинное и положительное может быть получено как результат специальных наук, их синтетическим объединением[112].

Вопросами позитивизма, положившими начало социологии государства и права, занимались такие видные ученые, как Б. Констан, Г. Еллинек, Р. Иеринг, Ф. Ницше, А. Токвиль, И. С. Нарский и др.[113]

Необходимо отметить, что широкое использование этого социологического направления в государственно-правовой науке явно наложило свой отпечаток на оценку сущности правовых принципов, данную в свое время еще Ф. Энгельсом: «…отражение объективных потребностей общественного развития в правовых принципах происходит помимо сознания действующего; юрист воображает, что оперирует априорными положениями, а это всего лишь отражения экономических отношений»[114]. Выделяя классовый характер права, Ф. Энгельс утверждает, что при одних исторических условиях право предстает, как «резкое, несмягченное, неискаженное выражение господства одного класса…»[115].

Предельно четко мысль о социальной обусловленности законов выразил французский мыслитель XVIII в. Поль Гольбах: «…гражданские законы могут лишь применять законы природы и толковать их таким образом, чтобы это в наибольшей степени соответствовало благу данного общества», а в случае, если гражданский закон «мешает нам делать то, что требуют или разрешают нам природа, разум, благо общества, он несправедлив и тираничен, и его создатели превышают власть»[116].

Важную роль в развенчании европоцентристского позитивистского взгляда на общество и право сыграли полевые исследования, у истока которых еще в 10-20-е гг. XX столетия стоял один из основателей современной западной социальной антропологии Б. Малиновский. Чрезвычайно сильное влияние на развитие юридической антропологии оказала его работа «Преступление и обычай в обществе дикарей», впервые опубликованная в 1926 г. и выдержавшая около десяти переизданий. На материалах Тробриандских островов в Меланезии он показал, как местному обществу без европейского права и государства удавалось поддержать правопорядок при помощи взаимных обязательств (reciprocity) и целого ряда иных юридически не формализованных норм. Причем нередко меланезийцам это удавалось лучше, чем современным европейцам. Возможно, такой вывод был предопределен недостаточной глубиной «первого взгляда», либо Б. Малиновский недооценил роль колониального государства в Меланезии[117].