Конституционно-политическое многообразие

Конечно, сами факты и тем более их источники и отражение несут в себе элемент субъективности, даже статистические данные могут содержать ошибки, они могут быть неправильно обработаны или сфальсифицированы. Если учесть, что понятие «политическое многообразие» имеет два основных значения для политической практики – общетеоретическое и конкретное, – то необходимо обратить внимание на его правовой характер. Политический плюрализм, подчеркивает Ю. А. Тихомиров, «означает состязательность на основе закона, отказ от насилия, взаимоуважение и альтернативные варианты».[135]

Раскрытие юридической природы политического многообразия как принципа правового регулирования является важнейшим аспектом его исследования на теоретико-правовом уровне. Под юридической природой принято понимать правовую характеристику данного явления, выражающую его специфику, место и функции среди других правовых явлений.[136] В этом контексте исследованию принципа права уделяется явно недостаточное внимание, о чем свидетельствует как научная, так и учебная литература. Существуют, пожалуй, лишь два монографических исследования принципов права[137]. Во многих, в том числе вполне солидных учебниках по теории права, принципам права вообще не нашлось места.[138] В других они лишь перечисляются, но не раскрываются в содержательном плане.[139] В этой связи мы солидарны с Л. С. Явичем: до сих пор остается актуальным вопрос о содержании принципов права, ведь исследования в этом направлении страдают «неполнотой, непоследовательностью и известной степенью априорности»[140].

Сложившаяся ситуация, как справедливо отмечает Ю. К. Толстой, во многом объясняется тем, что результаты исследования принципов права в отечественной юриспруденции традиционно предвосхищались идеологическими постулатами, которые «выветривали» их правовое содержание. В результате принципы права если и выполняли в обществе какую-либо роль, то скорее роль политической идеологии, с помощью которой подлинное положение дел в той или иной отрасли права, и особенно в правоприменительной практике, тщательно маскировалось. При таком подходе действие принципов права не прослеживалось до конца, а их исследование не выходило за пределы порочного круга[141].

То, что принципы права не выполняли своей функциональной роли, можно объяснить и недостаточным научным обоснованием их содержательной сущности. Об этом мы писали ранее. В гуманитарных науках в рамках общей теории той или иной отрасли знаний (в нашем случае – юриспруденции) чаще всего обращается внимание на объект, связь с практикой, специфические особенности взаимодействия с другими науками и формами общественного сознания.

Пожалуй, главным для методологии теории и практики применения принципов права, с нашей точки зрения, является их научный и дисциплинарный статус, так как они играют фундаментальную, определяющую роль в механизме правового регулирования общественных отношений. В этом качестве научно обоснованные правовые принципы являются идейной основой максимального использования творческих возможностей права и правового регулирования, служат, можно сказать, идейной пружиной механизма правового регулирования.[142] Они аккумулируют в себе истоки, отправные идеи бытия права, которые выражают важнейшие закономерности и устои определенной общественно-экономической формации; являются однопорядковыми с сущностью права и составляют его главное содержание; обладают универсальностью, высшей императивностью и общезначимостью; соответствуют объективной необходимости упрочения господствующего способа производства.[143]

В любом случае к толкованию и применению принципов права не подходит рассуждение Б. Спинозы о том, что всякое определение понятия ведет к ограничению творческих возможностей науки, ее окостенению, исключает другие связи данного явления. Объективная многозначность знания, по нашему мнению, способствует операционализации, т. е. логически обоснованному выявлению сущности объекта. Если учесть, что современная социально-политическая лексика широко оперирует терминами, во-первых, используемыми в качестве базовых, исходных категорий без разъяснения их смысла (национально-государственное устройство, управляемая демократия); во-вторых, имеющими двух– или более основное содержание (политический менеджмент, политическая коммуникация, политическое участие); в-третьих, ставшиминеологизмами (русская национальная идея, экономический и технологический детерминизм), то возникает методологический вопрос: как «относиться к обществу „научно“, т. е. критико-аналитически и равным образом – „идеологически“, т. е. без размышлений принимать различные мнения, не беспокоясь о том, насколько они соответствуют истинному положению дел»?[144] Безусловно, к обществу, с нашей точки зрения, необходимо относиться научно, ибо научные теории, касающиеся его, должны применяться, а не только воспроизводиться и считаться истинными.