По этому поводу "тихий" мог развернуть целую теорию - всегда существует вероятность, что посреди грязи кто-то останется чистым. Не то, чтобы Рудольф в его понимании был действительно полностью невинен, как младенец, но "тихий" не мог не заметить, что тот и на самом деле порой бывал невероятно слеп: подлости жизни в большинстве своем проходили в двух шагах от него, оставаясь им незамеченными, вера же в то, что мир лучше, чем есть, помогала ему становиться иногда слепым.
Его бросили одного в зараженном и скорей всего обреченном на смерть городе? - чья-то ошибка, простой недосмотр... Сбежали сами? - растерялись, да и совещание в столице... не выдумали же его специально?
Можно было только поражаться, как Рудольф попал в городские руководители, хотя на это "тихий" имел ответ: честные трудяги ни где не бывают лишними, даже если требуются для отвода глаз: вот, мол, и такие у нас есть... И все же недолгое знакомство разбудило в нем чувство похожее на уважение, хотя бы к тому профессионализму, с которым тот сумел организовать строительство укрепления. Казалось бы - ни чего сложного: распределить людей по участкам, скоординировать их общие действия - но "тихий" знал на своем опыте, что сам с этим делом не справился бы. Каждому свое...
"И все же ей надо было остаться" - глядел он на профиль девушки, лишь изредка отвлекаясь на то, чтобы взглянуть на дорогу. Он не был за рулем уже давно, но там, в больнице, к нему не раз приходили сны, в которых он вел машину - легко, безо всякого напряжения, заранее чувствуя все изгибы дороги, так, что можно было спокойно отвлечься и подумать о чем-то своем. Эта, реальная дорога тоже казалась ему заблудившейся частью сна, которая ненароком выскочила в мир, именуемый всеми реальным. Светлые дома, подсвеченные отблеском дальнего пожара, казалось, шевелились, меняли свои очертания вместе с цветовыми пятнами, изредка появляющиеся неторопливые фигуры тоже чем-то напоминали живые обленившиеся тени. Они были неопасны сейчас - скорость сохраняла двоих беглецов, или идущих на подвиг героев, а, проще - двух человек, сжавшихся в тесной кабинке, рассчитанной на одного.
"Мы не успели толком даже познакомиться с ней, - продолжал вглядываться в лицо девушки "тихий". В профиль она была не так красива, как в фас, но была милей и ближе. Так щеки ее казались более пухлыми, что вместе с чуть курносым носом и простило и молодило ее. - Девочка... Она, пожалуй, действительно слишком молода для меня. Значит - все правильно. Мне просто глупо о чем либо мечтать и тем более - влюбляться в случайных знакомых. Мало ли милых девочек на свете... Будем считать, что Ала и упрям всего лишь случайная попутчица. Вот я только что посадил ее к себе и скоро высажу, чтобы расстаться с ней навсегда и больше не встретиться. Да так."
- Вы так странно улыбаетесь, - раздался ее испуганный голосок. - Мне делается не по себе...
- Ну ты же сама согласилась ехать с сумасшедшим.
- Ты не сумасшедший. - Ала зачем-то прислонила палец к губам, словно попросила замолчать. - И я хочу, чтобы ты объяснил мне все... Я чувствую себя полной дурой: вы все время говорили о какой-то опасности...
- Тише, - нога "тихого" сама надавила на тормоз, прежде чем он успел сознательно отдать ей такой приказ: дорогу загораживал дымящийся обвал. Мы еще только в начале пути.
Краем глаза он уловил неуверенный кивок, при виде огня Альбина сразу притихла.
"А еще я бы хотел, чтобы эта поездка длилась вечно... Чтобы нас было только двое - она и я"...
Резким рывком "тихий" обогнул чуть не попавшего под колеса констриктора.
"Интересно, что бы она сказала, если бы поняла, что в случае чего я не сумею ее защитить? - он покосился в сторону прислоненного к дверце ружья. - Лучше бы я не знал, что эта болезнь лечится... Я ведь не смогу выстрелить."
Вскоре город закончился - всю дорогу до пригорода они проехали молча. Странная картина открывалась на шоссе, похожая на жестокий бред: то тут, то там по дороге в беспорядке валялись брошенные вещи, между ними лежали в неестественных и неловких позах человеческие фигуры, но в лунном свете, оттененным оставшимся за спиной заревом, и трупы выглядели чем-то иным, не столь откровенным.
- Не смотри, - невольно вырвалось у "тихого": так он сказал бы ребенку. Ала не ответила, даже не обернулась, но можно было заметить, что и неподвижность ее стала более напряженной - замерла, как окаменела.
Так, в напряженном молчании проехали еще минут двадцать, когда из-за поворота, отмеченного красивыми аккуратными елочками, открылось новое зарево - несколько по-видимому столкнувшихся машин горели, загораживая проезд.
- Так... - чуть слышно проговорил "тихий".