11 июня 1951 года группа студентов-дипломников МАИ, руководителем которой был профессор В.М. Мясищев, прибыла в ОКБ-23 для выполнения своих дипломных проектов. В состав группы входили староста группы Ю.П. Бобровников, В.М. Максимов, B.C. Шишов, М.Н. Петров, В.Д. Волохин и А.С. Липко, ставший позднее летчиком-испытателем ОКБ. Им отвели отдельную комнату и вскоре объявили, что каждый их рабочий день будет состоять из двух частей: первая половина — работа над дипломным проектом, а вторая — работа по заданию начальника бригады. В ОКБ тогда стремительно развертывалась конструкторская разработка СДБ 103М и дороги были каждая голова и пара рук.
— Моей первой самостоятельной; конструкторской работой, вспоминает Ю.П. Бобровников, — было конструирование створок бомбоотсека нового самолета. Совершенно уникальный бомбоотсек самолета-гиганта имел длину около шести метров при ширине около двух метров. Две громадные створки, как два крыла, должны были открываться при скорости полета 850 км/ч, испытывая огромные аэродинамические нагрузки, одновременно «вмешиваясь» в стабилизацию и управление полетом самолета. В этой задаче вопросы прочности и веса, аэродинамики и динамики, переплетаясь, образовывали довольно сложный комплекс. Трудности их решения усугублялись тем, что створки должны были быть сравнительно тонкими.
Помнится, первые варианты конструкции створок из традиционного дуралюмина оказались неприемлемо тяжелыми, — продолжает рассказ Бобровников. — Начались поиски более легкой конструкции, которые привели к «сотовому» варианту из электрона. На бумаге конструкции выглядела заманчиво, но технологи и специалисты завода цветных сплавов отнеслись к этому предложению весьма настороженно. Опыта применения электрона в силовых конструкциях в то время еще не было, а тут еще требовалась штамповка с большой вытяжкой материала. Стали экспериментировать и, на мое счастье, задачу успешно решили. Впервые в практике отечественного самолетостроения «соты» из электрона с ячейкой 90x90 мм были освоены в производстве, и моя конструкция была принята. Конечно, я был безмерно счастлив и внутренне горд. Створки бомболюка, вероятно, казались мне тогда едва ли не главным элементом конструкции самолета 103М, — улыбается Бобровников. — В марте 1952 года я защитил дипломный проект, стал инженером и полноправным конструктором, членом коллектива проектного отдела ОКБ-23, - не без гордости заключает Юрий Петрович.
А бомбоотсек СДБ надолго стал объектом конструкторских разработок Ю.П. Бобровникова — ему поручили компоновку размещения различных грузов и установок в этом отсеке. В частности, когда в бригаде Л. П. Давыдова из отдела Г. И. Архангельского обрисовывались контуры громоздкой лебедки (более полутонны весом и около полутора метров высотой) с намотанным на ее барабан шлангом и солидным металлическим конусом системы заправки, то забота о ее размещении и креплении в отсеке, а также обеспечении нормальных условий ее эксплуатации, легли и на Бобровникова.
Леонид Петрович Давыдов — сын кадрового работника туполевской организации — пришел в ОКБ-23 уже опытным конструктором, прошедшим хорошую школу в ОКБ А.Н. Туполева и П.О. Сухого. Пятнадцатилетним мальчишкой поступил Леня учеником-чертежником в КБ Туполева. Закончив там же чертежно-конструкторские курсы, с увлечением работал в бригаде Погосского, а затем у Сухого, набираясь опыта, пытаясь сам сделать «что-то». Видя интерес и старания юноши, старшие товарищи помогли ему поступить в вечерний авиационный институт при ЦАГИ.
— Днем работали, вечером учились, — вспоминает Леонид Петрович. — Но нередко и после учебы возвращались на работу и продолжали трудиться — институт был рядом, а выполнение рабочего задания было делом святым…
Окончание Давыдовым четвертого курса института совпало с переводом ОКБ П. О. Сухого в Харьков. Там развертывалось серийное производство самолета Су-2. Учебу пришлось прервать. А вскоре началась война, и окончание МАИ отодвинулось на послевоенное время — на производстве все было подчинено требованиям фронта.