Отделкой занимались уже без меня. Ребята свои дома уже тоже достроили, но без дела сидеть не стали. В августе в Москве правительство запланировало выставку — прообраз будущего ВДНХ. Подготовка к ней шла еще с момента выхода декрета ВЦИК, то есть с декабря прошлого года. Но вот наши смогли присоединиться лишь в конце июля. Я с удивлением узнал, что на выставке покажут даже «мои кирпичи».
Павильонов оказалось много. Были и тематические, и по регионам-республикам, и даже пример двух деревень: старой и новой. Видимо чтобы приезжие крестьяне смогли оценить, что хочет советская власть увидеть на территории их сел и деревень.
Первого сентября отец получил ключи от квартиры в доме, который я строил. Сама квартира двухкомнатная, строго по той планировке, которую я когда-то накидывал схематично заводскому архитектору. Располагалась она на втором этаже. Всего этажей три. Маленькая комната по размеру как две трети от нашей старой, а большая комната в квартире была, как если бы мы две наши комнаты в единое целое объединили. Еще и кухня не отделялась от остальной территории, визуально добавляя пространства.
Счастливо вдохнув запах краски и побелки, я улыбнулся и констатировал:
— Жить можно!
Глава 15
Осень 1923 — зима 1924 года
Переезд в новую квартиру растянулся на целую неделю. Но самым сложным оказалось не перенести вещи, а расстаться с Катей. Девчонка никак не хотела меня отпускать и всерьез собралась жить в моей комнате со мной!
— Кать, а как же твоя мама? — пытался я воззвать к голосу ее разума.
— У нее Володя есть, — отрезала пигалица, имея в виду нового ухажера матери и показывая, что не к чему мне взывать.
Но я не оставил попыток.
— Катя, она переживать будет. Она тебя любит, но понимает, что вам вдвоем тяжело. Потому и стала встречаться с Владимиром. А ты уйдешь — ей очень больно будет.
— А мне не больно? — на глазах Кати выступили слезы. — Папы больше нет. И мамы будто тоже нет! С работы придет — и сразу уходит. Хоть бы раз спросила, что у меня в школе. Что я делаю. Ей все равно! Исчезну я, она и не заметит.
— А давай проверим, — хмыкнул я в ответ. — Одну ночь у нас проведешь, и посмотрим — будет она тебя искать или нет.
Мои родители к этой идее отнеслись резко отрицательно, но я сумел их убедить провести «эксперимент». И для чистоты они не должны были ничего Татьяне говорить.
Как я и думал, уже в середине ночи к нам в дом примчалась мама Кати. Облегченно выдохнула, увидев дочь, и тут же накинулась на нее с криком и слезами. Даже выпороть хотела. Еле оттащили. Зато для девчонки лучшего примера, что она ошибается, и мать ее любит, и придумать сложно. После этого они обе ушли к себе домой, оставив наконец нас в тишине и покое… который продлился, пока Настя не проснулась, потребовав к себе внимания.
Осень началась еще одним событием — Борька тоже поступил в школу, сразу в пятый класс, оказавшись на один класс младше меня. Я-то уже в шестой пошел. У Поликарпова он занимался в основном расчетом электрики в самолете — необходимую мощность батарей, количество и размещение проводов, сбор их в общую схему. Чем дальше, тем больше авиация требовала своей электрификации. У нас в ОКБ даже шутили, что увеличение электрики в самолете — наш ответ на выполнение плана ГОЭЛРО. В целом же дела у друга шли замечательно. Кроме поступления в школу я торжественно принимал его в пионеры перед всем отрядом, на ряду еще с пятью его одноклассниками. В отряд все также допускали лишь самых лучших, поэтому и взяли не весь новый поток пятого класса. Те, кто не получил заветный красный галстук и такого же цвета пилотку, жутко завидовали счастливчикам. Условие для их приема они уже знали — подтянуть учебу, вести себя достойно, чтобы взрослые не жаловались, помогать старшим и участвовать в жизни класса.
Вокруг меня возникало все больше и больше «маркеров», с которыми ассоциируется СССР. Само название страны, пионеры вот появились, дед рассказывал, что какие-то октябрята еще были — вроде пионеров, только для младшеклассников. Может и появятся, пока их не видел и даже не слышал о таком.
Моя работа у Туполева продолжалась, но у меня было ощущение, словно я уперся в какой-то тупик. Думал, поставлю двигатель послабее — уменьшу необходимую длину разгона самолета. Дурак! Ну ведь можно же было догадаться, что чем быстрее самолет наберет скорость, тем скорее на крылья начнет действовать подъемная сила ветра. Тут не уменьшать, а увеличивать мощность надо! Либо облегчать самолет до максимума. Андрей Николаевич в мою работу не вмешивался. Иногда посмеивался, иногда смотрел с сочувствием. Но как вскоре я узнал, совсем уж на одного меня он создание палубного истребителя не оставил.
В октябре, ежась от прохладного ветра, я как обычно пришел в ОКБ. Туполева на месте не было, как и многих ребят, работавших под его руководством. Это удивило и насторожило меня. Однако вскоре я узнал, что Андрей Николаевич на летном поле проводит испытания первого собственного истребителя. Мне стало интересно, я и тут же ринулся туда.