За ужином Екатерина Васильевна живо пересказывала, как Шура вызволял глупых кур из плена.
— Немец, видать, попался добрый, — закончила она.
Александр Дмитриевич слушал молча, хмурился, но при этих словах резко поднялся из-за стола:
— Добрый немец, говоришь?.. Уж куда добрей: кур отдал, а землю нашу взял, как собственную. Хозяином себя чувствует, порядки свои заводит… Дома у себя пусть будет добрым. И не разговаривать с ними надо, а гнать в три шеи с нашей земли, да так, чтобы долго помнили и внукам своим наказали сюда дорогу забыть…
И сейчас он как будто вновь слышит эти гневные слова отца: «Гнать их надо в три шеи с нашей земли…»
…Все дни войны на рабочем столе Александра Александровича Морозова лежал под стеклом чертеж-рисунок коробки перемены передач. Четкие, уверенные линии, строгое и точное расположение на листе, все говорило о высоком мастерстве исполнителя. Это изображение одного из сложнейших узлов танка напоминало ему о давно ушедших, но незабываемых днях 1935 года.
Харьковский завод начал осваивать более совершенный и мощный БТ-7. И тут на испытаниях выяснилось, что прежняя коробка перемены передач не подходит для новой машины: зубья шестерен не выдерживают возросших нагрузок.
Создалось критическое положение, был поставлен вопрос о приостановке производства. В срочном порядке создали две конструкторские группы, одну из них возглавил А. А. Морозов, другую — В. М. Дорошенко.
Срок исчислялся несколькими днями, и группы работали «в режиме сверхперегрузок».
Оба механизма, представленные к испытаниям друзьями-соперниками показали высокую степень надежности, безотказность и отвечали всем заданным требованиям.
Но морозовская коробка перемены передач была, по оценкам специалистов, «гениально проста». Вписываясь в прежние габариты, она не требовала никаких изменений в компоновке машины. Для ее изготовления вполне пригодным оказалось большинство деталей прежней конструкции.
В этой работе как бы сплавились в одно целое качества конструктора и практика, постигшего все тонкости производства.
В неполные пятнадцать лет отец впервые провел его через проходную завода. Определили Морозова-младшего в техническую контору. Взрослое не по годам усердие, ответственность за дело вскоре обратили на себя внимание. Его назначили копировщиком чертежей, а затем и чертежником.
В ту пору не было копировальных и множительных аппаратов, все приходилось делать от руки, и умение это требовалось от каждого работника технической конторы.
По признанию всех, юный чертежник хорошо справлялся с делом. Однако самого Шуру работа вслепую не удовлетворяла: что за деталь изображена на его чертеже, выполненном с таким старанием и тщательностью? Как она работает? Как ее делают? — такие вопросы ставил он перед собой постоянно. А ответа не находил. И тогда решил попроситься в цех. Просьбу удовлетворили. И вот уже он спешит с потоком людей в спецовках на свою новую работу, туда, где льется сталь, где в умелых руках кусок металла превращается в точную, изящную деталь, а детали — в машину.
Ему довелось поработать и в модельном, и в сталелитейном, и в кузнечном, и в механическом цехах. Сам делал он по заданным чертежам различные модели, изучил литейное и кузнечное производство, освоил токарный и фрезерный станки. И главное — прошел ничем не заменимую рабочую школу, школу воспитания характера.
В техническую контору Морозов вернулся через несколько лет. Он знал теперь, чем живет производство, как воплощается конструкторский замысел в машину.
Его взяли на должность чертежника-конструктора и не ошиблись. Вместе с опытными коллегами Александр Морозов разрабатывал механизмы для гусеничного трактора «Коммунар». И те, кто работал с ним, все больше утверждались во мнении, что техника — его истинное призвание, родная стихия, где всегда так трудно, но интересно.
Он считал, что ему здорово повезло — отслужил в армии весь срок мотористом в авиабригаде; что может быть более увлекательным для человека, чем копаться в моторе, разбирать и собирать этот сложнейший механизм, ремонтировать его, воскрешать к жизни.
Впервые увидеть настоящий танк ему довелось в Харькове, когда на одной из площадей был выставлен на обозрение захваченный у интервентов в годы гражданской войны английский «Рикардо». Хоть на месте пушек теперь зияли одни дыры, неуклюжая махина, опоясанная сверху донизу натруженными гусеницами, что и говорить, производила впечатление!
К заморскому «гостю» Морозов проявил чисто человеческий интерес: потрогал шершавую броню танка, заглянул через амбразуры вовнутрь (такая громадина, а вот ведь нашлась и на нее управа!). Мог ли он тогда думать, что создание боевых машин совсем скоро станет его призванием, делом всей жизни.
В 1927 году завод, на котором работал А. А. Морозов, получил заказ на создание «маневренного танка». Во вновь создаваемое бюро по конструированию танков отбирали лучших из лучших, самых опытных и знающих. Двадцатитрехлетний Александр Морозов вошел в их число.