Важным моментом было то, что ханжества в отношении к сексу, типичного для аврамических религий, у европейских язычников не было. Любой мужчина мог иметь кроме законной супруги неограниченное количество наложниц[95], статус которых был ниже, как и положение рожденных ими детей. Да, конечно, они считались далеко не теми порицаемыми всеми бастардами эпохи развитого христианства. Нет. Просто дети, входящие в полные права лишь после пресечения полноправных наследников от законных жен. Именно жен, а не жены, ибо жениться и разводиться можно было столько, сколько нужно. Статус детей, рожденных в законных браках, это ничуть ни умаляло.
Так вот. Славяне в этом плане не выступали каким-либо исключением, являясь неотъемлемой частью европейского этнического и культурного пула. В отличие от хазар, которые хоть и были иудеями, но относились к совершенно иному культурному наследию тюрков со свободно бытовавшей практикой многоженства. Да и в самом иудаизме, как продукте типично ближневосточных культов, это самое многоженство было вполне обычным делом еще в III–IV веках нашей эры.
Ярослав мог взять внучку кагана себе в жены. Но никак не второй женой, ибо подданные его этого просто не поняли и не приняли. В их глазах она была бы наложницей, а не женой, что немало бы обостряло отношения с каганатом. Если же все делать правильно, то для женитьбы Ярославу пришлось бы предварительно развестись с Пелагеей.
А она была весьма непростой штучкой.
Для так называемой кельтской провинции[96], к которой относились и славяне, положение женщины довольно сильно отличалось от южных форм европейского язычества или тех же ближневосточных культов. Здесь женщина имела довольно много прав, могла наследовать, владеть имуществом и так далее. Да, бесконечный цикл из родов и беременностей немало нивелировал эти социальные бонусы. Но не для всех. Из-за чего в рамках кельтской провинции можно было пусть и редко, но встретить и женщин-воинов, и женщин-вождей, и влиятельных жриц, живущих и действующих вполне самостоятельно. Та же Пелагея, то есть Преслава, будучи еще простой жрицей Макоши, жила полной жизнью, не отвлекаясь на бесконечные роды и беременности. Она занималась сексом с теми, с кем хотела, боролась за политическое влияние и вела активную социальную жизнь, имея среди восточных кривичей определенное влияние. И это было еще до того, как она сошлась с Ярославом.
В чем же заключалась проблема развода с Пелагеей?
Прежде всего она была матерью двух его сыновей. Вполне себе здоровых. И развод мог привести в перспективе к конфликту отца с собственными детьми, как у того же Александра Великого с его папой. Вплоть до гражданской войны. А оно ему надо?
Но это – в перспективе.
Другим неприятным моментом было то, что развод с Пелагеей для политического брака с внучкой кагана портил бы Ярославу отношения с практически всем жречеством и многими старейшинами кривичей. Как восточных, так и западных. Что, мягко говоря, не лучшая идея. Ведь через них очень скоро от него отвернутся и простые члены племени, посчитав, что он их предал. А кривичи – это тот фундамент человеческой массы, на который Ярослав опирался.
Ну и главное.
От него бы отвернулись не только кривичи, но и многие окрестные племена из-за того политического веса, который к тому моменту набрала уже Пелагея. С его подачи и при его помощи. Но сути это не меняло.
Все дело в том, что Пелагея к 866 году была уже не простой, а Верховной жрицей Макоши. Культа, который с легкой руки Ярослава очень сильно продвинулся и поднялся в регионе.
Под эгидой этого культа в Новом Риме функционировал госпиталь – единственное ординарное медицинское учреждение в радиусе как минимум тысячи километров. Также под рукой его супруги находились курсы для жриц – первое специализированное медицинское учебное заведение в мире. И Пелагея через своих жриц несла окрестным племенам весьма передовые для эпохи знания в области медицины, но и санитарию с гигиеной. Например, среди восточных кривичей к 866 году всех повитух буквально заставили дезинфицировать руки при приеме родов. А это, в свою очередь, заметно уменьшило количество всяких осложнений. Что, как несложно догадаться, взрывной волной подняло авторитет культа. Ведь люди не понимали, почему стали умирать меньше. Для них это было прямо связано с благоволением богини.
Так что эта женщина обладала колоссальным для региона политическим весом. И, если потребовалось бы, то осложнила Ярославу жизнь самым кардинальным образом. Даже «нечаянно погибнув». Ведь у нее оставались родственники и жрицы, вдохновленные ростом влияния их культа. Так что развод с ней выглядел крайне нежелательным. Этаким выстрелом в ногу самому себе.
Да, последний год ее несло.
Ярослава это бесило, но он понимал, почему она так поступала. Пелагея боялась. Но Ярослав понимал, почему. Пелагея боялась. Просто и незамысловато. За судьбу своих детей. Из-за чего немало дергалась и психовала.