Бросил короткий взгляд в зеркало, решил, что бриться не обязательно, и вышел из квартиры. Есть у гражданской профессии свои плюсы — допустим, бреешься не когда положено, а когда действительно надо. И если надел камуфляж, значит, он тебе сегодня нужен, а завтра ты его снимешь. И никто не спросит, зачем ты поднял воротник, не прикажет вынуть руки из карманов и сделать лицо попроще. И заколку на галстук никто не заставит тебя цеплять. И еще куча утомительных мелочей, что формируют повседневную жизнь военного и подчас отравляют ее, тебя не касается.
Миша долго мог себе объяснять, как это хорошо, что он все-таки гражданский. Вот, допустим, если начальник твой идиот, трус и подлец — как ты поступишь? На гражданке ты, например, всегда можешь взять его за галстук без заколки и слегка этим галстуком придушить. Сама мысль о том, что такое возможно, здорово греет. На самом деле ты просто сунешь руки в брюки и уйдешь искать начальника получше. Или вдруг позвонят — вот как сейчас — именно тогда, когда тебе позарез надо переменить обстановку, а то совсем закис. И ты, не раздумывая и никого особенно не спрашивая, бежишь ловить удачу за хвост.
Хорошо ведь быть свободным, правда?
Миша подошел к старенькому «Форду», критически оглядел левое заднее колесо, опять слегка просевшее, решил, что до «Прайм-ТВ» это колесо точно доедет, а там разберемся, и сел в машину. Завелся, подождал секунду-другую… И полез в багажник за компрессором. Это же разумно? — спросил он себя. Разумно, кто бы спорил. Главное, чтобы без фанатизма и педантизма.
И, пожалуйста, без этой вот интеллигентской рефлексии, которая тебя накрывает, когда воображаешь, что все могло сложиться иначе. Да не могло! И хватит страдать фигней.
Он подкачал колесо, проверил давление в остальных — и поехал ловить свою удачу.
Вдруг действительно сегодня повезет и наклюнется серьезное дело, а то надоело все хуже горькой редьки.
Глава 2
ТОЛЬКО ДЛЯ ВАШИХ ГЛАЗ
«
У Миши было два слабых места. Во-первых, он не любил свое полное имя. Во-вторых, иногда (к счастью, изредка) вспоминал, что с детства мечтал стать военным и если не предал свою мечту, то уж точно профукал все шансы ее осуществить.
С именем было просто. Однажды за рюмкой чая старший товарищ, известный в миру под скромным прозвищем Пиротехник, спросил его — а чего ты, мил друг, по жизни просто Миша? «Миша» — это, допустим, танцор Барышников, который прыгнет выше твоей головы, но все равно поместится у тебя за пазухой. В Мишу Барышникова — верю. А в Мишу Клименко — ну никак, слишком ты здоровый вымахал.
«Ну сам подумай, — ответил Миша. — Что это за имя — Ми-ха-ил? Фигня какая-то».
Они хлопнули еще чайку, и Пиротехник попытался возразить, но Миша уперся — и ни в какую. Считай, у меня детская травма, сказал он. Правда, не понимаю, в чем она заключается, но травма была наверняка.
У тебя родовая травма, сказал Пиротехник: дурень ты, вот и все.
Миша не стал ему напоминать, что Пиротехник сам с прибабахом и иногда зачем-то косит под еврея. Однажды его зазвали в массовку на фильме «про фашистов» — в перерыве между взрывами. Лицо приглянулось, наверное, такое доброе, широкое, фактурная сытая эсэсовская морда. Обрядили в немецкую форму, повесили на шею автомат. Пиротехник гордо приосанился и ляпнул: таки шо, опять погром?.. Черт знает, как это у него получилось, но все легли, а работа встала, пока не раздалась команда режиссера убрать «этого долбаного жванецкого» с площадки — стоило кому-нибудь просто глянуть в сторону Пиротехника, начинался дикий хохот.
Ничего особенного, на самом деле — скромная, вполне допустимая в приличном обществе придурь, что у одного, что у другого.
А вот с армией у Миши отношения сложились непросто.