Консультант по дурацким вопросам

Раздались выстрелы, пошел дым, танк крутился перед домом, доламывая асфальт — только клочья летели. Рухнул наземь раненый. Танк подбили. Стоп! Снято! Миша догадался, как искать резиновый клей, и очнулся.

Перед ним стоял незнакомый дядька в трениках и майке, весь какой-то помятый, явно местный и явно с похмелья.

— Вы бы хоть предупредили, — буркнул он с укоризной.

— А что такое?

— Да я с бодуна проснулся, слышу, танк ревет. Морду в окошко высунул, смотрю, танк грузинский. Е-мое… Ну, я граник[8] из-под кровати вытащил… Потом задумался — что-то пехоты не видать… Подальше морду сунул — а там вы прыгаете…

Вот тебе и резиновый клей, сказал себе Миша.

На волосок прошло. Считай, над ухом просвистело.

Танк дымил, пахло гарью. Дядька что-то говорил, уже с улыбкой, а Миша смотрел на него и думал: вот он, настоящий запах Цхинвала через девять месяцев после войны.

Принюхайтесь.

* * *

Клея в Цхинвале было ровно две баночки — у сапожника на городском рынке. Зато сапожник объяснил, куда ехать на поиски — во Владик — и где там кого спросить. У Миши сегодня планировалось еще две встречи, да и клей все-таки не тротил, поэтому судьбоносной миссией осчастливили молодого администратора. Тот пообещал не подвести и скрылся в направлении Владикавказа.

Миша ехал по городу, рассеянно глядел в окно и думал, как незаметно пронеслось время — осталась неделя, и домой. Правда, на носу самые ответственные сцены, их еще надо отснять без жертв и разрушений, зато последние дни в Цхинвале пролетят вообще со свистом.

Ни о чем он не успел толком поразмыслить из-за всей этой беготни. А ведь у Лены к нему какие-то серьезные вопросы накопились, да и у него к себе — куча… Предложить ей, что ли, руку и сердце? Пора уже, два года живем вместе. А ты этого хочешь, приятель? Да, хочу. Боязно, конечно, — в первый раз все-таки, — но можно…

— Стоп! — даже не крикнул, а гавкнул он. Алан влепил по тормозам.

Миша высунулся в окно едва ли не по пояс. Нет, это была не галлюцинация. Два экскаватора разносили вдребезги «еврейский квартал».

Лучше бы я за клеем уехал, подумал он.

Лучше бы я в клей упал.

Развалины «еврейского квартала» они с ресёрчером осмотрели еще в самом начале, потом ездили туда с режиссером. Знали, что какая-то московская фирма должна тут проводить расчистку, выравнивание, снос и так далее… Видели эти экскаваторы, стоявшие поодаль с видом понурым и заброшенным. Поняли, что стоять им до второго пришествия, и отснять квартал — успеется.

«Успеется» было назначено на завтра.

Миша ворвался в кабинет мэра с воплем:

— Роберт, останови эту херню, ты что творишь?!

— Какую херню?.. — удивился мэр.

— Ты ломаешь нам точку съемки, ты чего?!

— …у меня тут много разной херни, всей не упомнишь, — закончил реплику мэр. — Какую точку съемки ломаю, ты о чем вообще?

— «Еврейский квартал» сносят! А мы его завтра должны… Ты же знаешь наш график!

— А-а… — протянул мэр. — А это не я.

— Кто?! — Миша так и сел.

— Это не мое, это Москва развлекается.

Что делать-то? — думал Миша. Ехать на место, просить экскаваторщиков остановиться, искать их начальника, предлагать взятку, чтобы притормозил на сутки?..

— У них внезапно проверка Счетной палаты, они должны показать, что деньги отработаны, — объяснил мэр.

Все, это конец, понял Миша. Раз такая беда, они не остановятся, пока не сровняют квартал с землей. Местные не помогут: здесь помимо улицы Московской есть уже улица Лужкова, и никто ради нашей докудрамы не возьмется совать лом в гусеницу московским строителям, когда у тех своя докудрама стряслась, а за ней и форменная трагедия может последовать.

— Роберт, что мне делать?! — взмолился он на всякий случай.

— Не знаю, даже не представляю. Здесь не я рулю.

— Извини, — только и сказал Миша.

До намеченной встречи оставался почти час, было время отдышаться и поправить нервы. Он взялся за телефон.

— Индира, привет, дай поесть! Минут через пятнадцать, а?

— Ой, сегодня у повара хинкалы удались, они просто чудные, тебе сколько?

Миша припомнил, что такое хинкал по-московски, и бодро сказал:

— Давай штучек семь! И салатик!

В «Ирбисе» ему принесли сначала салатик — щедро, бадью такую, и Миша в него с наслаждением вгрызся. Наконец-то можно было ни о чем не думать. Особенно о резиновом клее.

Но тут повар вынес хинкалы. Семь штучек. Каждый — с Мишин кулак.

Молча, с каменным лицом, Миша отодвинул салатик и принялся за еду. Повар несколько раз выглядывал в зал, официантки тоже не упускали случая пройти мимо, неподалеку маячила Индира, лица у всех были хитрые — типа, живой еще?..

Хинкалы действительно удались, и он методично поглощал их один за другим. Из принципа. Пускай для своей группы он был только половинкой директора, «ответственной за войну», а не старшим начальником и отцом родным, зато в Цхинвале каждый знал: главный у телевизионщиков — Миша Клименко. И решал он такие вопросы, какие может вытянуть только самый главный, очень главный, офигеть какой главный. Поэтому он директор, и точка. Человек, который знает, что делает. Никто не должен в этом усомниться. Директор не ошибается. Заказал килограмм мяса в тесте — и слопал.