Контактов не будет

Пойми меня правильно. В моих представлениях отец

всегда был чем-то недосягаемым, гениальным ученым, может быть, и не вполне оцененным современниками, но

на голову выше всех этих дирантовичей, лукомских, ка-

шутиных и прочих. Я же мальчишка, способный лишь бо-

лее или менее сносно усваивать чужие лекции.

И вдруг выясняется, что я – это он.

Здесь какая-то трагическая ошибка. Я не чувствую в

себе мощи титана и всю жизнь буду мучиться сознанием, что от меня ожидают того, чего я дать не могу. Судя по

всему, из меня выйдет очень посредственный физик, и

жить, постоянно оглядываясь на собственную тень, зо-

вущую к подвигам в науке, это такая пытка, которая мне

не по силам.

Где-то был допущен просчет, и я стал его жертвой.

Не беспокойся, родная, я с собой ничего не сделаю.

Просто мне нужно хорошенько подумать.

Я тебя ни в чем не обвиняю и по-прежнему люблю, только не мешай мне принять решение и никому ничего не

говори.

Андрей.

Я вся обревелась. Места себе не находила, хотела бежать к Лукомскому, но побоялась, что Андрюша рассердится. Сначала ломала себе голову, кто мог такую подлость сделать, а потом догадалась. Кроме, как Фетюкову, некому.

Он с самого начала за что-то невзлюбил нас обоих. Одно время, слава богу, совсем перестал ходить. А тут не прошло и трех дней – заявляется, спрашивает, где Андрей.

Я его дальше порога не пустила и сказала, что Андрюша уехал в Тулу к моему брату. «Зачем?» – спрашивает.

Я говорю: «По семейным делам». А он с такой ухмылочкой: «Что еще за семейные дела появились?» Я сказала:

«Вас это не касается» – и выставила.

Вернулся Андрей через две недели, лица на нем не было. Я его обняла, заплакала, говорю: «Ну как, сынок?

Что теперь делать будем?» – «Ничего, говорит, – перезимуем».

Ну, перезимуем так перезимуем. Больше он мне насчет этого ни одного слова не сказал. Даже про то, что он собирался куда-то переводиться, стороной узнала. Хорошо, Лукомский его отговорил. Все-таки четырех лет учения жалко. Да и сам он, вижу, немного успокоился.

Кончил Андрюша университет, отпраздновали. Его к себе на работу сам Дирантович взял, приезжал к нам, мне руку поцеловал. «Не беспокойтесь, говорит, – все будет в порядке, готовьтесь скоро диссертацию обмывать».

Только после этой истории какой-то не такой стал Андрюша. Ходит на работу, вечером телевизор смотрит или читает, но жизни в нем прежней нету.

Вялый, что ли, не могу объяснить.

Хоть бы женился, может, все-таки веселее бы стал.

Развязка

Аплодисментов не было. Делегаты международного конгресса покидали зал молча. Невольная дань уважения побежденному соратнику.

Андрей Пральников стоял у доски, судорожно сжимая в руке указку. Сейчас, когда уже все было кончено, на смену злому азарту пришла тупая усталость.

Дирантович поднялся с председательского кресла и вынул из уха микрофон слухового аппарата. Двое аспирантов услужливо подхватили его под руки и повели через служебный ход. По дороге он остановился и еще раз внимательно поглядел на развешанные листы ватмана с причудливой вязью уравнений. В фойе его сразу окружили. Из толпы любопытных, энергично работая локтями, пробрались вперед корреспондент международного агентства и

Фетюков. О, это был совсем другой Фетюков! Вместо былой спортивной подтянутости появилась непринужденная сановитость, та самая сановитость, которая дается только долгими годами успеха. Солидная плешь придала лицу чисто сократовское глубокомыслие. Одет он был по-прежнему элегантно, но уже без всякого признака дурного вкуса. На пальце – тонкое обручальное кольцо.

Чувствовалось, что все его жизненные планы выполняются с неукоснительной последовательностью.

– Мировая сенсация! – обратился корреспондент к

Дирантовичу. – Сын против отца! Ничего не пощадил, камня на камне не оставил. Вы могли бы прокомментировать это событие?