Контактов не будет

Обезопасив свои владения от всяких попыток вторжения извне, распорядитель кадров отдал дань и отделке интерьера. Специально вызванная бригада маляров оклеила обоями панели из мореного дуба и побелила потемневший от времени дубовый потолок, а живописец-самоучка, подкармливаемый месткомом, капитально отреставрировал висящую на стене картину, после чего холст, числившийся во всех справочниках бесследно исчезнувшим, действительно пропал навсегда.

Кроме любви к порядку и неусыпной подозрительности

Хайлов обладал еще одним качеством, совершенно незаменимым в деле, которому он беззаветно служил уже более двадцати лет, – умением глядеть в глаза посетителям взором, абсолютно ничего не выражающим. Под этим взглядом василиска даже самые честные и мужественные люди испытывали непреодолимое желание пасть на колени и в написанной от руки в двух экземплярах исповеди покаяться в грехах, перед которыми побледнели бы даже деяния

Балтазара Коссы, пирата, насильника и убийцы. Но так бывало только по утрам.

После заветного часа, когда обязательное постановление горсовета теряло свою силу и торговые организации предоставляли всем и каждому возможность вкусить от широкого ассортимента веселящих душу напитков, взор начальника отдела кадров являл такую бесшабашную лихость, такую лихую бесшабашность, такое проникновение в суть вещей и явлений, что иной рвач и летун, мечтавший найти успокоение в стенах «Хипхоппроекта», не успев раскрыть дверь, уже пятился назад, бормоча нечто совсем невразумительное насчет утерянной трудовой книжки.

Возле заветной двери уже томились двое сотрудников отдела стандартизации и типизации.

– У себя? – спросил Стригайло.

– Здесь, но не принимает, – ответил один из рыцарей типизации, прервав красочный рассказ о перипетиях вчерашнего матча, передававшегося по телевизору.

– Здесь, но еще лют, – добавил второй. Стригайло сел на деревянный диван со спинкой, украшенной резными изображениями танцующих пастушек.

Стандартизаторы возобновили прерванный разговор.

Трудно представить себе, чтобы два человека, одновременно прочитавшие новый роман, многократно пересказывали его друг другу.

Субъекта, который, придя в гости, весь вечер излагает содержание всем известного фильма, больше в этот дом не приглашают.

Только дураки испытывают удовольствие, выслушивая давно известные им анекдоты.

Повторение – один из трех китов, на которых с незапамятных времен незыблемо покоится тупость человеческая. Два других – это привычка с апломбом судить о вещах, в которых ничего не смыслишь, и стремление во что бы то ни стало произносить больше слов, чем собеседник.

Если, руководствуясь здравым смыслом, исходить из предположения, что и киты должны на чем-то держаться, то, по-видимому, лучшей опоры, чем футбольный болельщик, для них не сыскать.

Существует новый тип болельщика – болельщик-лентяй, развалившийся в кресле, придвинутом к телевизору. Его беспокоит только одно – запомнить наиболее хлесткие замечания комментатора, чтобы потом блеснуть ими перед сослуживцами. Это дает ему право на освященную годами традицию – торчать большую часть рабочего дня в коридоре, бесконечно пережевывая тягучую, надоевшую всем жвачку из футбольных терминов и фамилий игроков, записанных на бумажке, хранящейся в кармане пиджака.

В «Хипхоппроекте» каждый, кто мог отличить штрафной удар от угловой подачи, пользовался особыми привилегиями, ибо руководство этого учреждения болело футбольным психозом в самой тяжелой форме. В дни матчей отменялись все мероприятия, пустели кабинеты, и даже самовольный уход с работы расценивался не как злостное нарушение трудовой дисциплины, а как особый вид молодечества, проступок, продиктованный страстью жаркой и неутолимой, вызывающей в сердцах ближних скорее снисходительное сочувствие, чем порицание.

Зато на следующий день коридоры института напоминали пчелиный улей в период медосбора.

И даже сам Кирилл Мефодиевич, проходя мимо орущей и яростно жестикулирующей толпы, снисходительно бросал:

– Эх вы, «зенитчики»! Не «зенитчики» вы, а мазилы!

Тогда какая-нибудь отчаянная голова, содрогаясь от собственной смелости, вступала в игру:

– А вы тоже, Кирилл Мефодиевич, хороши, такой мяч взять не сумели!

И расцветали улыбки, как цветы лотоса на заре, и уже казалось, что стерты все графы штатного расписания и нет больше ни начальника, ни подчиненного, а есть двое бравых парней, отлично знающих, что к чему в спорте.

…Стандартизаторы уже по нескольку раз со смаком повторили друг другу все, что им было известно о футболе вообще и о вчерашней игре в частности, когда наконец распахнулась бронированная дверь и в коридоре возник

Хайлов.

Болельщики вскочили.

– Здравствуйте, Александр Герасимович! – сказал первый. – Мы…

– Выделены, – подхватил другой, – для очистки…

– Прилегающей территории, – добавил первый.

– А-а-а! – Хайлов внимательно оглядел их с ног до головы. – Фартуки и метлы получите в отделе снабжения.

Прохожим под ноги не пылить, на провокационные вопросы – кто и откуда – не отвечать. В случае ин-син-дентов докладывать мне лично. Понятно?