Контактов не будет (Фантастические повести и рассказы)

Субъекта, который, придя в гости, весь вечер излагает содержание всем известного фильма, больше в этот дом не приглашают.

Только дураки испытывают удовольствие, выслушивая давно известные им анекдоты.

Повторение — один из трех китов, на которых с незапамятных времен незыблемо покоится тупость человеческая. Два других — это привычка с апломбом судить о вещах, в которых ничего не смыслишь, и стремление во что бы то ни стало произносить больше слов, чем собеседник.

Если, руководствуясь здравым смыслом, исходить из предположения, что и киты должны на чем-то держаться, то, по-видимому, лучшей опоры, чем футбольный болельщик, для них не сыскать.

Существует новый тип болельщика — болельщик-лентяй, развалившийся в кресле, придвинутом к телевизору. Его беспокоит только одно — запомнить наиболее хлесткие замечания комментатора, чтобы потом блеснуть ими перед сослуживцами. Это дает ему право на освященную годами традицию — торчать большую часть рабочего дня в коридоре, бесконечно пережевывая тягучую, надоевшую всем жвачку из футбольных терминов и фамилий игроков, записанных на бумажке, хранящейся в кармане пиджака.

В «Хипхоппроекте» каждый, кто мог отличить штрафной удар от угловой подачи, пользовался особыми привилегиями, ибо руководство этого учреждения болело футбольным психозом в самой тяжелой форме. В дни матчей отменялись все мероприятия, пустели кабинеты, и даже самовольный уход с работы расценивался не как злостное нарушение трудовой дисциплины, а как особый вид молодечества, проступок, продиктованный страстью жаркой и неутолимой, вызывающей в сердцах ближних скорее снисходительное сочувствие, чем порицание.

Зато на следующий день коридоры института напоминали пчелиный улей в период медосбора.

И даже сам Кирилл Мефодиевич, проходя мимо орущей и яростно жестикулирующей толпы, снисходительно бросал:

— Эх вы, «зенитчики»! Не «зенитчики» вы, а мазилы!

Тогда какая-нибудь отчаянная голова, содрогаясь от собственной смелости, вступала в игру:

— А вы тоже, Кирилл Мефодиевич, хороши, такой мяч взять не сумели!

И расцветали улыбки, как цветы лотоса на заре, и уже казалось, что стерты все графы штатного расписания и нет больше ни начальника, ни подчиненного, а есть двое бравых парней, отлично знающих, что к чему в спорте.

…Стандартизаторы уже по нескольку раз со смаком повторили друг другу все, что им было известно о футболе вообще и о вчерашней игре в частности, когда наконец распахнулась бронированная дверь и в коридоре возник Хайлов.

Болельщики вскочили.

— Здравствуйте, Александр Герасимович! — сказал первый. — Мы…

— Выделены, — подхватил другой, — для очистки…

— Прилегающей территории, — добавил первый.

— А-а-а! — Хайлов внимательно оглядел их с ног до головы. — Фартуки и метлы получите в отделе снабжения. Прохожим под ноги не пылить, на провокационные вопросы — кто и откуда — не отвечать. В случае ин-син-дентов докладывать мне лично. Понятно?

— Будет понято! — осклабившись, рявкнул один из эрзац-дворников.

— Вы эти хохмочки бросьте! — нахмурился Хайлов. — Смотрите, как бы вместо всяких хиханек да хаханек не пришлось бы поплакать. Ясно?

— Никак нет!

— Так точно!

Развернувшись кругом, стандартизаторы направились к выходу.

— Фамилие, — задумчиво сказал Хайлов, — забыл спросить, как ихние фамилие, но ничего, узнаем.

Все штатные должности подсобных рабочих в «Хипхоппроекте» давно были заняты какими-то бойкими девицами и никому не известными старушками, появляющимися только в день выдачи зарплаты. Так как молодая поросль кадров института была надежно защищена от привлечения к дворовым работам всяческими справками о неизлечимых недугах, то часто можно было видеть у старинного подъезда, украшенного колоннами, пожилых дворников с университетскими значками, предательски высовывающимися в пройму фартука, или интеллигентного вида грузчиков, безмятежно читающих Лукреция Кара в кузове самосвала.

Проводив подозрительным взглядом марширующих строевым шагом инженеров, Хайлов повернулся к Марию Феоктистовичу.

— Я Стригайло, — робко сказал тот, — мне передали…

— А, Стригайло! Подождите здесь.

Марий Феоктистович просидел еще полчаса, пока в коридоре вновь не появился дожевывающий что-то на ходу Хайлов.

— Зайдите, Стригайло, — сказал он, вытирая ладонью губы…

Автор не считает себя вправе разглашать то, что происходит за окованными сталью дверями, и предоставляет все происшедшее в кабинете Хайлова воображению читателя. Достаточно сказать только, что уже через двадцать минут Марий Феоктистович, держа заполненный обходной лист, именуемый в просторечии «бегунком», стоял перед закрытым окошком кассы.

В целях экономии рабочего времени сотрудников «Хипхоппроекта» все виды выплаты денег производились только после окончания трудового дня, и нашему герою не оставалось ничего другого, как прогуливаться мимо большого плаката, украшавшего стену кассы.

На плакате был изображен упитанный, розовощекий младенец со скакалкой.