Контакты с утопленником

Старуха вопросительно подняла брови и уставилась на меня: ты грязная, жалкая, ненасытная, изможденная. Ты виновата, виновата, виновата — во всем… Я заклевала носом, голова моя отяжелела от ее мыслей, я не могла поставить им никакого заслона. Ощущала такое же полное бессилие, как в трясине.

— Ну? Что ты молчишь, Эмилия? Давай, объясни нам…

— Перестань! — Вал посмотрел на нее каким-то особым, ядовито усталым взглядом. — Что, по-твоему, она должна объяснять? Кто может дать объяснение твоим нелепицам! Ну зачем ей надо кого-то убивать?

— Как зачем? Чтобы ты стал богатым. Ты! — Она «по-матерински» накрыла его руку своей. — Не надо, не давай ей заманить тебя в свои сети. Да, ты одинок, я знаю, что ты привязан к ней еще с детства… Но все дело в том, Вал, что сейчас она прочит тебя себе в мужья, да чтоб с имением, эта хворая нищенка…

Он вздрогнул, словно ошпаренный, оттолкнул грубо ее руку. Встал и перевел взгляд на меня. Глаза его были полны слез от болезненного из-за чувства вины.

— Пошли, Эми… Пора.

— Нееет! — воскликнула старуха и обхватила его ноги. — Выслушай меня до конца, по крайней мере в этом ты не можешь мне отказать… — Он попытался вывернуться, но она вцепилась крепко, потащилась вслед за ним. — Слушай! У нее была цель убрать твоего отца, а Тину она убила, чтобы эту цель скрыть. Но когда поняла, что можно просто открыть окно, решила использовать слабость Дензела… Эмилия, Эми… скажи ему, что ты была с Дензелом в подземелье!

— Да, была.

— Они были там за ночь то того, как он повесился! — затараторила она скороговоркой. — Ох, я поняла это по его испачканной одежде, а потом, Вал… Вхожу в ее комнату и вижу: она выстирала халатик и тапочки. «Он повел ее вниз, чтобы там показать ей что-то», говорю я себе и поэтому тоже иду… Я ее опередила! Вал, она собиралась забрать оттуда те улики! И в случае нужды стала бы тебя шантажировать точно так же, как и Дензел…

Останови меня, говори, несчастная! Оправдывайся!

— О, сынок, видел бы ты, как она меня преследовала! Хорошо, что мне удалось запереть ее в подземелье, иначе… Но она быстренько открыла дверь, у нее была отмычка. Отмычка! А в столовой… ты заметил, с каким остервенением она вырывала у меня из рук сумку?

Оправдывайся, защищайся, спорь со мной. Разоблачай меня…

Я перевела дух — надо хотя бы попытаться ее разоблачить, — но, пусть и не совсем отчетливо, чувство новой опасности в последний миг остановило меня. Заставило меня как-то затаиться, я даже не шевельнулась…

Ну, хорошо, раз так! Еще немножко, и этот ребенок станет трупом! Хватай его и беги, беги…

Но я знала, что расстояние его не спасет — ее убийственные способности простирались довольно далеко. Я знала это, и все же желание действительно убежать куда-нибудь со спящим ребенком охватывало меня, почти неодолимое… Я вздрогнула, под коркой засохшей грязи по коже побежали мурашки. Я поняла, чего в сущности она добивалась! Измотать до конца мои и без того скудные психические и физические силы. Лишить Дони полностью последней защиты, которую могла ему обеспечить только я одна…

— Оставь меня! — Вал склонился над ней, с вынужденной деликатностью отцепляя ее пальцы от штанин брюк. — Все, что ты здесь сейчас говорила, ложь. Ты испугалась, когда Юла сказала тебе о том, что вызвала полицию!

— Испугалась, потому что собиралась еще до того, как они приедут, закопать где-нибудь улики Дензела против тебя! Арнольд, кто его знает почему, вынул их из сумки и спрятал под твою кровать.

Спрятал там и кости младенца и волосы Тины, их-то вы и собирались закопать, подумала я, только какой смысл было произносить их вслух? Она с легкостью опровергла бы и это, ведь Арнольд уже мертв.

Вал наконец-то отделался от ее пальцев, с отвращением отпрянул назад.

— Нет, мама! Не об «уликах» против меня ты тревожилась. Ты боялась, что на этот раз полицейские перероют все имение и найдут ребенка. А это действительно серьезная улика против тебя самой! Как ты собиралась от него избавляться, а? Что ты собиралась сделать?!

И словно в ответ на этот вопрос, на тропинке показалась Юла. С домкратом в руке.

Мы молча уставились на него — самый обычный инструмент, но я уверена, что и Вал, так же как и я в данный момент разглядели в нем совсем, совсем иное: почти случайно не ставшую реальной сцену. Где они обе, мать и дочь, приподнимают с его помощью крышку того последнего пустого гроба и слаженными движениями засовывают туда связанного, невидящего ребенка. Хоронят его заживо — так им проще…

— Боже! Что это? — быстро справившись с шоком, старуха бросилась к Юле. — Зачем ты это притащила? Почему ты просто меня не догнала? Я не говорила, чтобы ты… это приносила! Не говорила!