Контейнер «Россия»

«Ремесленниками» были и ПАТРИОТЫ ПЕРВОЙ НОЧИ. Страшно было смотреть на самоотверженность строивших понтоны техников. Откуда этот запас жизненной энергии? Понтонерами были крестьянские сыновья, получившие в «Великой армии» инженерное образование, каждый – сам по себе, служившие (ниже своей квалификации) в инженерных войсках. Они, приверженцы экономической свободы, сумели скопить эту энергию. Без подобной фактуры не бывает патриотизма. Секрет моста через Березину заключался в том, что офицеры (да и сами понтонеры) за несколько часов ночью использовали весь запас жизненных сил, которого, по сути, должно хватить до самой смерти и который люди разумные тратят по крупице. Клаузевиц, побывавший в этих местах, говорит о «патриотическом возбуждении, которое поддерживал, но не воспламенил, пунш». Речь идет, считает Клаузевиц, о смятенности чувств, порожденной одновременной интенсивной деятельностью множества людей с одинаковым складом ума; их ситуацию можно сравнить с табуном беглых лошадей – они сметают всё на своем пути и не боятся упасть в пропасть.

Илл. 48.

Илл. 49.

Илл. 50.

Илл. 51.

Илл. 52.

Илл. 53.

Илл. 54. Взлетающий гусь. Он вырвался из плетеной клетки, в которой его до самой реки в качестве добычи тащил за собой утонувший французский капрал

«Тяжесть затягивает в пропасть»

Однако пропасти не было видно, все бездны, скорее, были на плоскости. Если верить карте, у дороги был конечный пункт. Но глаза отчаявшихся не могли разглядеть конца пути. Бывали дни, когда армейский червяк, змея из обозов препирающихся друг с другом отрядов, вообще не двигался. Когда солдаты Наполеона уходили из Москвы, стояли удивительно красивые осенние дни; теперь же солдаты вымокли до мозга костей. Замерзая, они разбивали биваки. Впрочем, и те, кто был на марше, не продвигались вперед: окружающий их ландшафт вообще не менялся. Равнина пожирала армейскую гордость.

Всё это время император возил с собой «алхимическую лабораторию» (по правде сказать, это были маршальские жезлы, распиханные по торнистрам гренадеров). Раньше с помощью воображаемых склянок с волшебными зельями в этой лаборатории можно было творить «надежду» и «желание». То, что препарат (словно, если использовать метафору из нынешнего времени, первитин в шоколаде) был эффективным, доказали два самых опасных момента в ходе отступления из России. Для прыгуна – замечание можно найти в одной из записей Кафки – трудно оттолкнуться от земли дважды, чтобы прыгнуть выше. Такое возможно, если осталась хоть толика воодушевления. Магия – находясь в великой опасности, император снова обрел крылья. Это произошло, когда арьергард «Великой армии» казался уже потерянным: император со своей гвардией вышел на узкую провинциальную дорогу и двинулся на восток, навстречу врагу, – и тут ему на подмогу пришел арьергард. Так, по крайней мере, он сохранил и часть армии, и немного собственной гордости.

Солдаты Наполеона дошли бы и до Индии, если бы кто‐нибудь смог им объяснить, зачем это нужно

Вкратце: окончательно предав идеалы Французской революции, Наполеон принял окончательное решение начать наступление на Россию. Его войска насчитывали 450 000 человек. Против наполеоновской армии – 160 000 русских. После 84‐дневного похода (включая 14‐дневный перерыв под Витебском) император с 95 000 своих солдат подошел к Москве. Остальные стояли в контрольных пунктах на протяжении всего длинного пути. 19 октября император начал отступление. 26–28 ноября он вместе с 14 000 солдат и 26 000 отставших переправился через Березину. 5 декабря Наполеон оставил войска.

Последовательность событий: Наполеон совершил изнурительный поход до Москвы, а затем был вынужден отступить. Не стоит думать, что армия сопровождала его добровольно. Еще в 1810 году в Европе, подчиненной Наполеону, за отказ от военной службы было осуждено 160 000 человек; принимались меры и в отношении их семей. В 1811–1812 гг. под суд попали 60 000 рефрактеров; зима 1812 года не отличалась необычайными холодами. Советники Наполеона задним числом, чтобы хоть как‐то оправдать поражение императора, объявили врагом природу.

Сцена с мертвыми под Бородином