Контейнер

– Да, конечно, я ничего такого не имел в виду. Но она темнокожая… тело темнокожей женщины в контейнере. Первое, что приходит на ум: она из Африки, – оправдывался он.

Кассинен взволнованно посмотрел сперва на Паулу, затем на Ренко, убрал очки и потёр пальцами виски.

– Если на секунду представить себе, что это не убийство, а инсталляция… произведение искусства… В таком случае личность жертвы не имеет большого значения.

Гораздо важнее символический посыл, который до нас хотели донести, и тем более важно то, как мы его интерпретировали. Чёрная женщина в грузовом контейнере… Какое недвусмысленное высказывание, на грани банальности… если бы только речь не шла о покойнике.

Некоторое время Кассинен молчал, опустив голову и задумчиво почёсывая затылок. Затем поднял указательный палец в направлении Паулы.

– У неё мокрые волосы! – вскричал он. – Она утонула?

Паула чуть ли не с восхищением наблюдала за Кассиненом, который стоял у надгробия. Плавно, словно в замедленной съёмке, с видом артиста перформанса он повернулся к споту и посмотрел на него так, будто тот зажёгся только что.

– Её утопили в контейнере!

Кассинен перевёл взгляд на Паулу, ища подтверждения своей догадке. В его глазах загорелась зависть.

– Это так?

Паула развела руками, давая понять, что не в праве больше ничего рассказывать.

– Мне нужен этот контейнер. Именно этот, – взволнованно произнёс Кассинен.

– Это место преступления, – возразила Паула.

– Но ведь когда следствие закончится, он вам больше не понадобится.

– Зачем он вам? Фонд наверняка подыщет другой – в котором никто не умер.

– Мне нужен именно этот. И именно поэтому. Контейнер, в котором погибла африканская женщина.

– Как я уже сказала, у вас нет причин полагать, что она из Африки. Она вполне могла родиться в Финляндии.

Кассинен снова взглянул на неё. Он выглядел уязвлённым. В ответ Паула посмотрела так, что никому и в голову бы не пришло спорить с ней дальше.

На улице Паула протянула Ренко визитку Кассинена. Она не пошла сразу к машине, а вышла из тени здания, как будто после этой встречи ей нужен был свет. Между лего-зданий дул тёплый морской ветер.

– Грёбаный расхититель гробниц, – вырвалось у неё. Некоторое время Паула стояла, глядя на залив.

– Как ни странно, в его словах есть логика, – заметил Ренко. – И её больше, чем было до сих пор в этом деле.

17

Бывший мидовский чиновник Пертти Карвонен сидел на палубе десятиметровой яхты у причала Мустиккамаа. Завидев Хартикайнена, он поднялся и радостно помахал рукой.

– Ворота открыты!

Хартикайнен вошёл через сетчатые ворота на пирс, и его тут же кольнула зависть. Арья не хотела лодку, а после развода у Хартикайнена уже не хватало на неё денег.

Карвонен был пенсионером, старше него лет на десять. Они дружили семьями уже пятнадцать лет, с тех времён, когда дети были поменьше, а жёны – поласковее.

Потом Арья охладела к Хартикайнену, а как протекала семейная жизнь у Карвоненов, он не интересовался. По мере взросления детей они общались всё меньше, а с тех пор, как Арья ушла с госслужбы в бизнес, перестали видеться вовсе.

– Погодка хороша! – заметил Карвонен, в то время как Хартикайнен со знанием дела рассматривал яхту.

– Для морской прогулки в самый раз. Когда приобрёл?

– Прошлым летом. Мужику на пенсии тоже нужны игрушки.

– Жена довольна?

– У жены сад, у меня лодка. Так и живём. Виски?

– Нет, спасибо, – ответил Хартикайнен и поднялся по трапу на палубу.

Карвонен спустился в каюту и вернулся с банкой колы, в то время как Хартикайнен осторожно пробирался на корму.

– Здорово, что позвонил, пусть и по рабочему вопросу, – сказал Карвонен. – Как поживает Арья?

– Мы развелись. Не знал?

– Нет. Сочувствую.

– Да не переживай.

Карвонен смущённо отпил из своего стакана. Солнце обжигало Хартикайнену лысеющую макушку. На палубе не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка, но упоминание о разводе, казалось, несколько охладило атмосферу.

– Ну так вот, я по поводу Лехмусоя, – перешёл к делу Хартикайнен.

– Так, – по лицу Карвонена стало ясно: он рад, что Хартикайнен не стал вдаваться в подробности об Арье. – В 1998-м на «Лехмус» подали заявление в связи с нецелевым расходованием средств. Я сейчас проверил – расследование даже толком не началось. Заявление подал я, собственной персоной, – не без гордости добавил Карвонен. – Но Лехмусоя выкрутился.

– Выкрутился?

– Настоял на том, что это была ошибка в бухгалтерии, и такое объяснение устроило всех наверху. Но если бы спросили меня, то я бы ответил: ферма куплена на деньги финского государства. И наверняка не только она.

– Что за ферма?

– Точно, ты же не знаешь предысторию. Стоит начать издалека. Разумеется, тебе известно, что Ханнес Лехмусоя занимался бизнесом ещё в восьмидесятые. Земляные работы, аренда контейнеров, строительство…

– И пара сомнительных делишек…

– Совершенно верно, пара сомнительных делишек. Но не прошло и десяти лет, как мелкий предприниматель возглавил большой концерн. Возникает вопрос: что произошло?

– И что же?

– Война.

– Какая война? Восьмидесятые… Афганистан?