Его звали иначе, но на самой посылке значилось его имя.
Он по-прежнему не узнавал этот аккуратный почерк. Буквы были ровными, не то что в письмах от матери, где они скакали, словно написанные на ветру.
Он стал вчитываться в текст, который продолжался на обороте, а затем – на следующей странице, с маленьким интервалом между идеально прямыми строчками и почти без пробелов между словами.
Перевернув все три листа, он увидел, что письмо заняло почти шесть страниц.
Подпись состояла из одного слова.