Континент Евразия

Каждая, хотя бы небольшая, человеческая среда находится, строго говоря, в своей и неповторимой географической обстановке. Каждый двор, каждая деревня есть "месторазвитие". Подобные меньшие месторазвития объединяются и сливаются в "месторазвития" большие. Возникает многочленный ряд месторазвитий. Например, евразийская степь есть "месторазвитие"; большее "месторазвитие" в отношении к составляющим ее "месторазвитиям" — естественным областям; меньшее "месторазвитие" в отношении всей России-Евразии. Россия-Евразия, как большее "месторазвитие", не ограничивается степью, но сочетает степь с зоной лесной, пустынной, тундровой, подразумевает взаимодействие их всех с обрамляющими Евразию странами, отмечена определенными общими признаками. Следующий этап: земной шар, как месторазвитие человеческого рода; конечно, и это реальное "месторазвитие"; и, однако, между этим понятием и определением, как "месторазвития", России-Евразии — большая принципиальная разница. Мы знаем другие месторазвитня, соразмерные России-Евразии (например, "месторазвитие" Европы); но мы не знаем иных месторазвитий, помимо земного шара… Общее понятие оказывается помещенным в иной плоскости идей, не той, где находится идея месторазвития России-Евразии и другие, соразмерные ей и ей подчиненные…

С введением в обществоведение понятия "месторазвития" введен тем самым в истинном смысле слова географический элемент [209].

Исследования историков-археологов устанавливают, например, что "в античное время вся территория от берегов Черного моря и на восток через Волгу, Каспий и Урал, по всей южной Сибири, вплоть… до Китая на востоке и до Иранского плоскогорья на западе, была занята племенами — представителями родственных между собой культур, для которых мы пока не имеем другого общего имени, кроме названия скифо-сибирских культур…

Общность этих культур, резко отличающихся, если их взять вместе, от всех остальных известных нам культур, есть совершенно определенный и чрезвычайно важный в истории человечества факт. Это особый, самостоятельный культурный мир" (Г. И. Боровка). Вывод этот является результатом многообразных историко-археологических изучений не одного только автора цитированных слов, но и ряда других исследователей. Если нанести на карту границы распространения этого культурного мира, то окажется, что пределы его совпадают с пределами пустынно-степной области, занимающей среднюю часть основного материка Старого Света и тянущейся непрерывной полосой от нынешней Восточной Галиции до нынешней "китайской стены". Для историков-археологов давно уж была ясна историко-географическая целостность этой области, и еще до начала мировой войны (когда нынешнего евразийства не существовало) эту пустынно-степную полосу иногда называли "евразийской". И действительно, совпадение границ особого культурного мира и особой географической области не могло быть случайным. Евразийская пустыня-степь, лежащая к северу от иранско-тибетских нагорий, была "месторазвитием" упомянутой культуры. И замечательно, что общие черты этой культуры проявлялись в разных местах названного "месторазвития" и в разные эпохи, независимо от общности происхождения, от "генетической близости" народов, являвшихся носителями культуры. Причерноморские скифы (описанные Геродотом) по происхождению были родственниками персов. Историки указывают на существенные отличия культурно-государственного уклада скифов от уклада персидского. Державу скифов "надо представлять себе организованной в типе позднейшего Хазарского царства или татарской Золотой Орды" (М. И. Ростовцев). Иначе говоря, отличаясь от державы персов, она предвосхищала уклад татарских и монгольских народов, генетически далеких арийцам-скифам, но связанных с тем же "месторазвитием". Начало "месторазвития" преобладает здесь над началом "генетической близости"….<…>

Далее нумерация глав дана в соответствии с нумерацией

первоисточника.

VII

Порукой тому, что отмечаемые черты обособленности и целостности Евразии имеют не только географическое, но также историческое значение, служит русская историософия. В вековом развитии, независимо от тех или иных географических определений (которые, кстати сказать, выдвинуты позже, чем создались соответствующие историософские формулы), она пришла к определению России как особого исторического мира:

1) "Запад и Россия стоят друг против друга, лицом к лицу! Увлечет ли нас он в своем всемирном стремлении? Усвоит ли себе? Пойдем ли мы на придачу к его образованию? Составим ли какое-то лишнее дополнение к его истории? Или устоим в своей самобытности? Образуем ли мир особый, по началам своим, а не тем же европейским? Вынесем ли из Европы шестую часть мира… зерно будущему развитию человечества?" (С. П. Шевырев, 1841).

2) "Все серьезные люди убедились, что недостаточно идти на буксире за Европой, что в России есть нечто свое, особенное, что необходимо понять и изучить в истории и в настоящем положении дел" (А. И. Герцен, 1850).