Уже в конце марта, Вышинский в Париже встретился с Лавалем и Муссолини, прибывшим с визитом во Францию в те же дни. Раунд переговоров выстраивался французами с начала года, и хотя переговоры официально не стали трехсторонними, факт одновременного пребывания в Париже главы Италии и шефа советского НКИД, в мире расценили как сближение трех стран. Да и то, что первый визит новый глава советского внешнеполитического ведомства нанес именно во Францию, считалось показателем сохранения Москвой тенденции советско-французского союза. В СССР это тоже учитывали, несмотря на активные переговоры с Берлином, показать немцам наличие альтернативы там сочли не лишним.
Переговоры Вышинского с Лавалем, тем не менее, прошли тяжело. Наркома упрекали в отходе от принципов пакта, заключенного с Тухачевским, пугали стремлением немцев к реваншу. Но сильно не давили, зная, что обратно в Москву русский поедет через Германию. Вышинский вел себя осторожно: обещаний не давал, заявления делать отказывался, больше слушал:
— Они готовы уступить Германии в вопросе о протекторате над Восточной Европой и предоставить Гитлеру свободу рук в экономическом отношении там же – жаловался Лаваль на британцев, потакающих агрессивности Берлина. Единственное решение европейской проблемы Чемберлен видит лишь по линии Берлин-Лондон.
— Усиление Германии не вызывает у британцев протеста? — поинтересовался нарком.
— Нет. Они хотят дружить со второй страной на континенте. Первая сейчас мы. Остается Германия.
— Я передам ваши предложения в Москву – завершил разговор нарком. У нас принята коллегиальность, и такие серьезные вопросы следует обсудить. Хотя с господином Муссолини мы нашли общий язык, полагаю, ничто не мешает найти его и с вами. Я не вижу препятствий к еще более тесной дружбе наших стран, и считаю необходимым дальнейшее сближение на почве поддержания мира в Европе.
— Конечно. А что думают в Москве по поводу Франко? — покладисто перевел разговор Лаваль. Испания интересует нас не только в плане обороны границы, но и как поставщик сырья. Франко уже выразил готовность присоединиться к франко-итальянскому Средиземноморскому блоку.
— Законным правительством Испании является правительство Негрина – отпарировал Андрей Януарьевич. Именно его мы и признаем. Он помолчал и добавил: и помогаем.
— Я знаю. Но сейчас ситуация меняется. Заключено торговое франко-испанское соглашение, ведутся переговоры о нашем кредите на восстановление испанской добывающей промышленности. И все это с Франко. Не могли бы вы, господин министр, обсудить в Москве и этот вопрос? — и, чуть помолчав, выделяя паузой наиболее важное, француз добавил: Франко, возможно, был бы готов пойти на уступки.
Этот визит нарком считал предварительным. Узнать, что предлагают французы, что немцы, каким видят за рубежом место СССР в Европе. Поднять вопрос о Прибалтике, Бессарабии, Финляндии. В переговорах с французами он этим и ограничился.
Вот с итальянцами разговор шел серьезнее. В ходе встречи с дуче, советская сторона полностью признала присоединение Эфиопии к Италии и подписала новое взаимовыгодное торговое соглашение. Но Муссолини тоже поднимал вопрос о прекращении советской помощи республиканцам в Испании.
Жданов колебался, испанский вопрос мог стать внутриполитической проблемой. Но терять контакт с Парижем и Римом не хотелось, и в Риме, при посредничестве дуче, начались неофициальные переговоры между советским послом Штейном и представителями Франко.
Муссолини заключил с Францией договор о нейтралитете, велись переговоры и о дальнейшем углублении сотрудничества. Лаваль продвигал идею "Средиземноморского союза", коалиции Франции, Италии, Испании, Югославии, возможно Греции и Турции, который будет способен (особенно в союзе с СССР) противостоять как Великобритании или Германии, так и союзу этих держав и их сателлитов. Французов интересовало, в первую очередь, прикрытие франко-итальянской и франко-испанской границы и свободные руки в Средиземном море. Франко получал поддержку в гражданской войне и возможность после победы ограничиться "дружественным нейтралитетом" в надвигающейся войне в Европе.
Муссолини колебался, но в те дни обострились его отношения с Гитлером из-за Австрии. После аншлюса немцы не только вышли на границу с Италией, присоединение Австрии уменьшило влияние Муссолини в правых кругах Европы.