Контора Игрек

Труднее всего свыкнуться с необходимостью ползать по «капиллярам» с черепашьей скоростью. Повсюду маяки, не заблудишься, но сколько времени пропадает впустую! Если правы те, кто утверждает, что облако Тешорва – это застрявший в нашей Вселенной кусок чужеродного пространства, как же, наверное, медленно течет жизнь в том мире, где вместо простора – кисельное нечто, пронизанное паутиной туннелей-«капилляров». И напролом нельзя, в киселе в два счета увязнешь.

В рубке за пультом сидел Стив, остальные собрались в салоне и смотрели на экраны. Скорость по здешним меркам приличная, им попался «капилляр» с односторонним движением, где нет шанса с кем-нибудь столкнуться, – и все равно смехотворная для космического транспорта.

Когда Тина вышла в коридор, Поль оглянулся на звук задвигающейся двери и вышел следом.

– На Лейлу опять накатило, – предупредил он шепотом.

Лейлу преследовал страх, что однажды она проснется и обнаружит, что находится в своем прежнем немощном теле, в инвалидном кресле, и все перемены ей померещились, и выхода никакого нет. Бывало, что ей снились кошмары на эту тему, и тогда она, заплаканная, дрожащая в ознобе, просилась в каюту к Тине.

– Хорошо бы уговорить ее наконец на курс терапии у силарцев. Здесь на силарских станциях наверняка есть целители.

– Наверное, – Поль слегка пожал плечами, и от Тины не укрылся оттенок скепсиса в его жесте.

У Поля и Лейлы была одна общая черта: оба с недоверием, даже с некоторой подозрительностью относились к идее психотерапевтической помощи со стороны.

– А ты сам в порядке?

– Что мне сделается? – он скрестил на груди руки и прислонился к ворсистой стене.

Темноглазый, рыжеволосый, загорелый (для того чтобы кожа принимала загар, ему, как и его сестре Ольге, приходилось пользоваться специальными лосьонами), он был в потертых черных джинсах и такой же рубашке. Тонкие мальчишеские черты лица. Во взгляде сквозит постоянная, на автомате, готовность к отпору, но за ней прячется мягкость весенних сумерек, бездонных, таинственных – в Поле уживались качества, казалось бы, несовместимые. И еще в последнее время – с тех пор, как яхта нырнула в облако Тешорва – он так и излучал тревогу.

– Если у тебя какие-то предчувствия, лучше скажи. Даже если они касаются только тебя, все равно скажи. Мы воюем с «Конторой», но никто из нас не должен погибнуть, это обязательное условие. И к черту всех великих полководцев, которые побеждали, не считаясь с потерями. Никогда они мне не нравились.

– Будущее очень неопределенно, так что ничего я сказать не могу, – помолчав, ответил Поль. – А здесь еще такое место… По-своему страшное место – здесь всякие скрытые вероятности прорываются наружу.

– Ты говорил об этом Стиву?

– Да. Нашего так называемого союзника, – его лицо на мгновение свела неприязненная гримаса, – тоже стоит предупредить.

– С ним сейчас не связаться. Предупредим, когда будем на месте.

Яхта Лиргисо шла параллельным курсом по соседним «капиллярам», но кисель непроницаем для радиоволн, и даже гиперпередатчики в здешнем неправильном, по выражению Стива, пространстве – не такое уж безотказное средство связи.

– Мне с Ивеной сложно, – добавил Поль, снова понизив голос. – Во мне слишком много всякого намешано, и я слишком эгоистичный и погруженный в себя тип, чтобы какой-то девушке было со мной хорошо.

– Ты несправедлив к себе. Так тоже нельзя.

– Помнишь, что я про себя рассказывал? Каким я был трусом… Наверное, в твоем прошлом ничего похожего нет.

– Но ведь ты себя изменил, ты давно стал другим. Так не каждый сможет. Мне проще – сколько я себя помню, я всегда была одна и та же: решительная, независимая, непробиваемая. В общем, железная леди, – Тина усмехнулась. – Хотя какая там из меня, к черту, леди…

Лейла пришла к ней через полчаса. Негромкий царапающий звук, словно кошка скребется в дверь.

– Заходи, – отозвалась Тина.

Девушка держала в охапке подушку и большое стеганое одеяло. Нечувствительная к высоким и низким температурам, Тина привыкла спать не укрываясь, у нее даже своего одеяла не было.

Боком протиснувшись в каюту, Лейла бухнула сверток на край постели и уселась рядом. Она была похожа на изящную фарфоровую статуэтку, стрижка «каре» и синий лак на ногтях довершали образ, но все у нее было чужое: и белая с чуть заметным розоватым оттенком кожа, и синие глаза, и шелковистые черные волосы – все принадлежало Фелите Нирок, нелегальной иммигрантке с Яхины. «Донору» Лейлы, как называл это Живущий-в-Прохладе. Потому-то она и боялась, что в один прекрасный день ее «вернут обратно» и все опять станет как раньше.

Сам Лиргисо никаких угрызений не испытывал, даже нашел повод умиляться собственной доброте: «доноров» он убивал гуманно и безболезненно, разве это не свидетельствует о его благородстве? Лейла старательно копировала его образ мышления, и чувствовалось, что система взглядов у нее заимствованная, как одежка с чужого плеча.