Читаем Контора Кука полностью

Что теперь вот Паша подумал… а не отсюда ли такая… скажем так, прыть, такое внезапное участие… а ведь он не простой клиент — с его-то птичьими правами… а по её словам, она даже отменила сегодня другой «термин» [19] … Он, естественно, ничего не имел против того, чтобы его внешность и его молодость… немного поработали на него… но при этом сама мысль о том, чтобы… хотя бы даже приобнять этот терминатор в юбке… — тут Пашу не то чтобы передёрнуло, но он вздрогнул, вспомнив, что они поднимаются в пустую квартиру, похожую на гостиничный номер, — и об этом она сказала ему ещё по телефону, а теперь он и сам видел — что дом похож на гостиницу, и они уже шагали по длинному коридору, под ногами у них был мягкий серый палас, на стене светились матовые плафоны, ряд тёмно-коричневых дверей уходил в тёмную перспективу.

«Собственно говоря, это была гостиница для спортсменов — Олимпийские игры, — сказала маклерша, как бы превращаясь в экскурсовода, — семьдесят второй год, расстрел израильской команды борцов… Есть даже фильм Спилберга об этом, называется „Мюнхен“…»

«Они что, жили прямо здесь?» — спросил Паша… «Нет-нет, — засмеялась она, — совсем в другом доме… Ты подумал, что я это выдаю за достопримечательность — чтоб цену повысить, хи-хи?» — «Да нет», — сказал Паша и подумал: «Что за дурацкие предположения… Ну точно терминатор…»

«Нет, здесь главная достопримечательность — самый большой в Европе молл. И не просто достопримечательность, а удобство! Квартира со всеми удобствами! Но почему ты так нервно реагировал на него?» — «На что?» — «Ну, на молл — на торговый центр, от которого у тебя будет свой ключик, — просто от твоей квартиры, тот же самый ключик, как, знаешь, в Лондоне, в Белгрейве, — это самый лучший район — там скверики такие есть, от которых ключики — только у жителей окрестных домов… Не для всех, не для всех… Калиточка, оградка, ключик… Ну, чего ты так — аж закричал „Не пойду!“… Как будто я тебя тащила… на сковородку, хи-хи… Чего ты, бандит?» — «Я ничего, — сказал Паша, — это старая история — почему я не люблю все эти центры, не стоит сейчас её рассказывать, она правда старая, длинная и бессмысленная. Сказка без морали… Ну, скажем так, я бы предпочёл лучше иметь ключик от скверика». — «Так тут вокруг столько зелени!..» — и она снова громко засмеялась, и вслед за ней Паша попробовал улыбнуться… «А вы в Лондоне тоже работали…» — начал было он из вежливости, но тут из-за двери, мимо которой они в тот момент времени проходили, раздался такой вой, что маклер остановилась и положила руку на сердце.

За дверью снова была тишина, они молча прошли несколько метров, когда из-за другой двери раздалось такое же точно завывание, и женщина посмотрела на Пашу глазами, полными неподдельного ужаса … «Да это ветер, — сказал Паша, — просто ветер двенадцатого этажа… Смотрите, у этих дверей довольно большие замочные скважины, старого типа… А жильцы оставляют открытыми окна или даже балконные двери… И вон та вон, ничья, тоже открыта, — он указал на дверь в тупике коридора (которая, как чуть позже выяснилось, вела на открытую всем ветрам площадку с заслонкой мусоропровода), — вот он тут и воет — ветер… Непонятно только, почему там внизу дверь так герметична, хотя тот же ключ её открывает…» — «А она толстая и специально устроена так, двойная… мне что-то говорили… Фух, ты меня успокоил, бандит… а то у меня прямо душа похолодела, это ж надо — так похоже на звериный… Хотя зверей здесь держать как раз и нельзя… домашних, то бишь, по условиям договора, в этих квартирах». — «Что, даже морскую свинку?» — улыбнулся Паша. «Свинку можно… но свинки же так не воют, а с другой стороны… волки ведь не домашние животные…» — она снова улыбалась, однако дверь его будущей квартиры открывала настороженно, хотя там уже никто и не выл, потому что и окна, и балконная дверь в этой временно нежилой квартире были наглухо закрыты… Но маклерша теперь стала вообще как-то серьёзнее, не хихикала больше, может быть, потому, что после прелюдии приступала непосредственно к своему делу, а может, и потому ещё, что в прелюдию вошёл так напугавший её вой, казалось, она всё же не до конца верила Паше, что это был ветер, и была полностью уверена, что он теперь не возьмёт эту квартиру, с этакими соседями, в этаком зверинце…

«Устраивает», — кивнул Паша после довольно-таки поверхностного осмотра.

«Ну и отлично. Пойдём тогда вниз, — сказала она, — в молле сотни кафешек, сядем там где-нибудь и спокойно всё подпишем, но сначала ты всё прочитаешь, договор, все приложения к нему, я тебе всё это вслух переведу, зачитаю, это важно!»

«Вообще-то можно прямо здесь всё и подписать», — сказал Паша.

«Да нет, тут как-то… Даже сесть не на что», — видно было, что она всё ещё чего-то побаивается.

«Пойдёмте, — сказал он, — только не в торговый центр. Давайте лучше в кафе где-нибудь за пределами всего этого холла-молла…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное