Читаем Контора Кука полностью

В общем, до синтеза живого существа при помощи деления секунды Паша так и не дошёл, но, во всяком случае, ощущение у Паши, когда он смотрел на свой стол или на полки — таким взглядом, как будто впервые их видел… было именно, что и этот диван, и эти полки, и обеденный стол, и журнальный, и кухонный, и кожаные кресла — всё получено при помощи расщепления времени…

Людям он говорил как-то иначе… ну не станешь же ты говорить гостю, что в твоей квартире всё на самом деле состоит не из атомов, а из квантов времени.

Поднимут ведь на смех.

Нет-нет, в зависимости от того, кто в тот момент времени, или антивремени, egal [16] … — где бы он там ни был — и кто в тот момент был у него в гостях, Паша рассказывал про то, что всё это на самом деле — «б/у, намытое в eBay»… или не рассказывал.

Выглядело ведь всё как новое.

И это ведь не является пусканием пыли в глаза — умолчание о происхождении тех или иных полок, правда?

Особенно если никто об этом и не спрашивает…

«В его залив вкатило время…» — вспоминал Паша, потягиваясь субботним утром на балконе.

Он машинально попытался немного перефразировать, подогнать фразу к своему случаю… в том смысле, что его время — выкатило from the bay … «Всё, что зашло за волнолом… за молл, ну да…» — и тут он вспомнил о «приколе», который мы упомянули выше, но вслед за Пашей решили не сразу открывать эту дверцу.

В сущности, он узнал об этом сразу, но — забыл.

Не стоит удивляться: механизм вытеснения в его молодом организме в этот раз сработал чётко, так что Паша даже и не вспоминал об этом — просто не замечал эту кнопку, и всё.

Хотя ещё при первом осмотре квартиры, когда они с русской маклершей поднимались на лифте, она указала пальцем на кнопочку с буквой «М» и сказала: «Давай я тебе сразу же покажу этот лаз, этот ход… это очень удобно на самом деле и вообще… „махт шпас“ [17]: выскочил из своей норки, схватил что нужно и — домой со свёрточком в зубах… Ну, ты сейчас сам всё увидишь».

Паша внимательно посмотрел на неё.

«А что там такого? — осторожно сказал он. — А может быть, сначала всё-таки квартиру посмотрим?»

«А это и есть часть твоей будущей квартиры! Я говорила тебе по телефону, что квартира у тебя будет необычная».

«Да? Я прослушал, я хотел самую обычную…»

Но маклер уже стояла снаружи и делала рукой такое упрямое наматывающее движение, что Паша потянулся вслед за ней… Они пошли по очень узкому коридорчику, похожему на предбанник в старой городской сауне… на родине, ну да, и кафель на стенах был того же цвета, только что не щербатый…

Паша подумал, что эта гиперактивная женщина зачем-то показывает ему пожарный выход, или даже не пожарный, но запасной, переход в какие-то служебные катакомбы…

Она остановилась перед дверью из железа и совершенно непроницаемого и явно пуленепробиваемого стекла, вставила ключ в замочную скважину, сказала «раз, два, три», взмахнула рукой, провернула ключ…

И произошла разгерметизация: в коридорчик волной ворвался другой воздух и вместе с ним — громкий белый шум…

Мимо них, на расстоянии вытянутой руки, шли нескончаемой толпой живые люди.

В чём-то она была права, в этом действительно было что-то поразительное: ни один из этих людей не повернул головы, не скосил глаза, никто не заметил, что открылась тайная дверца и на них смотрят из другого мира… не то чтобы «детского»… хотя в каком-то смысле это было именно так: Паша увидел из детского — взрослый мир, как тогда в Москве, как будто сквозь люк… Только теперь — в другую сторону, не вниз, а вбок…

Да, как будто сквозь канализационный люк, открывшийся посреди оживлённой пешеходной зоны…

Ракурс теперь был несколько другой: они не смотрели прохожим под юбки, но ощущение было примерно такое — что они заглянули под какой-то общий подол…

И Паша, конечно, сразу же вспомнил другой — московский, перевёрнутый вверх ногами, с оборками мраморных лестниц… подол… сквозь огромный люк… но об этом и правда лучше если и не отдельно, то позже.

Нет, это на самом деле было поразительно, только что в коридорчике перед закрытой дверью было тихо, как в забытом атомном бункере…

И у него, стало быть, будет от этой двери ключ — если он поселится в этом доме… И что?

«Нет-нет, — замахал руками Паша, — туда я не пойду!»

«Да я тебя туда и не зову, дурачок! — сказала маклер, отпуская его руку. — Я как раз наоборот: предлагаю теперь подняться в квартиру. Ну, это шутка, конечно, что вот это — всё это — часть твоей квартиры, такая же, как келлер [18], как гараж, как комната — сушка для белья… Ну, ты понял, бандит? Ну, не обижайся, я всех, кому меньше тридцати, называю бандитами. Любя-любя!» — при этом она так засмеялась, что Паша, которого Ширин совсем недавно… подводил к той же теме — «зрелых женщин»…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное