Контора Кука

Присмотревшись к роившимся там светлячкам, Ширин всё равно не до конца понял, что это… Как будто в пейзаж вписаны летающие фигурки в серебристых скафандрах… Ширин через секунду уже перестал их замечать, зато ещё более явственно увидел горы, вплотную подходившие к морю…

Немудрено, что всё это как-то аукалось сейчас в голове, подземно-водный вирш, который он только что проговорил про себя, и первое свидание, декорации которого напомнила эта странная для бара — хотя бы своим форматом — картина, висевшая напротив… То есть не первое, конечно, но до этого были только губы, и даже до петтинга в подъездах никогда не доходило… слишком много было петелек, ну да, ну да, может быть, пару раз удавалось прижаться через джинсы, через кофточки, ну максимум — коснуться на мгновение рукой, и сразу скрип дверных петель на каком-то этаже, шаги, прыжки по лестнице… А теперь дело было на юге, где слоёв одежды было значительно меньше, и более того, место для свидания Ширин выбрал у кафе «Минутка», сразу за которым начиналась тропинка в настоящее, глухое, и чем дальше — тем более узкое ущелье.

Ширин его уже достаточно хорошо знал — он знал, например, что в определённом месте там неизбежно надо будет идти вброд, потом снова по камням, а потом коротко вплавь или нырком сквозь холодные маленькие озерца, одежда к тому времени уже будет сложена и оставлена на валуне перед первым водопадом, останутся только плавки и купальник.

После чего снова надо было-будет пробираться по камням, потом подниматься, цепляясь за влажные складки горных пород, сквозь вертикальный грот — перевёрнутый колодец с хлещущей сверху горней водой…

А дальше снова быстрый поток, вьющийся вокруг камней, коридор там значительно уже, а потом за одним из порогов как бы большая изумрудная ванна в сером сводчатом зале, за ней, невидимый в глубине грота, шумит ещё один вечный душ, а в центре, посреди зелёной воды, — скала, да, целая скала с плоско-покатой вершиной, на которой захочется просохнуть после того, как прошёл сквозь всю эту воду и медные… хотя медные — это только ради красного словца, а так, конечно, каменные, высеченные водой и временем, трубы…

Правда, ползая в этом лабиринте с друзьями, Ширин нередко заставал на большом камне рассевшуюся лягушками компанию — один раз, когда он высунул голову из грота-водопада, ему показалось — на какую-то долю секунды, — что это — он сам и его пляжные друзья…

Но в этот раз там никого не было, и Ширин понял, что всё правильно рассчитал: на каменном ложе девушка, которую он снял накануне на танцах в доме отдыха «Восток»… или «Восход», сняла купальник — не последовав его примеру, а — вняв его совету, произнесенному «как можно более безразличным голосом»…

Сначала верх, потом, подумав, и низ, после чего Лев сделал то же самое… а потом уже не она, а вот именно он — «лишился невинности».

Может быть, сердце его тогда уже стучало слишком громко, отдаваясь эхом в бледно-серых сводах полупещеры, и спутница, которая была ещё так недалека от совершенства… и далека до совершеннолетия… хотя и была при этом «уже-не-девушка», перед тем как «отдаться», сказала не своим голосом показавшуюся Ширину заученной… фразу: «Только не надо так волноваться, как будто это твой последний шанс» .

Если бы она произнесла это один раз, Ширин всё равно бы это запомнил, наверно, на всю оставшуюся жизнь… «Но вот уже полный сюр, — думал он, — состоит в том, что она же повторяла эти слова и после того, как я вошёл в… её часть ущелья … Ну ладно, зачем теперь эти эвфемизмы — я ведь уже не пытаюсь запереть это в стихи… А когда пытался — по горячим следам… Понимал, что нужны какие-то другие слова… другие тропы , да… ну, может быть, „её часть ущелья“ — осталось из-за медянки, которую мы видели перед вторым водопадом или третьим, и она даже схватила её рукой, поймала, да… и вот это: розоватая извивающаяся в её руке тонкая змейка…»

«Да-да, я закричал, чтобы она её отпустила, вдруг она ядовитая… а она рассмеялась и сказала, что это же медянка, она не опасная, она протянула её мне… и я, кажется, тоже попробовал взять её в руку, но она ускользнула, оставив какой-то мерзкий след на ладони… рыжий, как минтаевая икра… И вот, из-за этих, наверное, двух-трёх кадров: бледная змейка в тёмной трещине дня — извивающаяся в её руке, снова исчезающая в расщелине… складки породы, да, наверно, поэтому от бездарных строф — испарившихся почти так же быстро, как наши мокрые следы на серых камнях… На горячих камнях, да, на обратном пути, где стены снова разошлись и солнце высветило… эту совсем уже… не её часть — ущелья… но теперь уже навсегда примкнувшую в памяти — к ней, её… на обратном пути, да… и всё-таки самое поразительное во всём этом был голос за кадром, этот другой голос …»

Ширин навсегда его запомнил, что называется, этот голос у него «и по сей день звучит в ушах» …

«Только не надо так волноваться, как будто это…»