— Ох, это сложно пересказать. Сложнее, чем фильм… Там много неба, облаков… и поверх всего налёт этого «магического реализма», всё немного расплывчато, границы между мирами проницаемы… Ну, если попробовать в двух словах: герой — он переводчик-профессионал и фотограф-любитель — думает, что, сунув свой нос-объектив в уличную сценку, спас мальчика. Пока на увеличенном снимке он не видит, что на самом деле главный злодей был другой, не старая похотливая тётка на переднем плане, а ещё более мерзкий паяц на заднем плане — которому вообще невозможно помешать, в принципе. Но дело даже не в этом, не в ролевых играх и не в степени злодейства… Я имел в виду — отвлекаясь уже полностью от твоего дядюшки, — что эта вроде бы тривиальная «идея фикс» — что при достаточном увеличении можно увидеть
— Хорошо звучит, однако, — заметила Софи, — «из-за недостаточности языка — библиотекарем».
— Да, — засмеялся Ширин, — это примерно как «книги — для денег, карты — для души».
— А это что?
— Я объясню… Ну, ты знаешь… Хотя — откуда тебе знать… в незабвенном Советском Союзе с книгами была напряжёнка, многое не выпускалось вовсе, кое-что полуразрешённое выпускалось, но крошечными тиражами — для такой страны… Ну, короче говоря, была такая зона на рынке, и как раз всё желанное — интеллигенцией — было дефицитом… И был у меня такой знакомый, Миша Озерский, он всю жизнь торговал книгами «с рук» — магазина у него, конечно, не было, это уже во время перестройки он открыл лотки, разложил товар лицом… Он и меня тогда в это дело впутал ненадолго, кстати, не как продавца… Но неважно, потом он поставил ларьки, потом уже и магазины… Так вот, он говорил тогда: «Совок мне никак не мешает, у меня есть всё, что нужно человеку: для души — карты, для денег — книги». Он играл в бридж, был подпольным чемпионом — если не Союза, то Москвы, я уже точно не помню… и всё это были неофициальные чемпионаты… Как и продажа книг, которой он занимался, — «спекуляция» это называлось, — но вот такой примерно расклад: «книги для денег, карты для души» — это мне напомнило… Вот только… Прости, Софи, но я не помню: напомнило — что? Склероз!
— Что из-за нехватки языка ты не смог работать в патентамте, но смог в библиотеке, — напомнила она.
— Ах да. Ну вот, за эти годы я подучил немецкий и, более того, выучил как бы ещё один язык — «немецкий бюрократический», ты знаешь… после чего устроился не совсем ещё патентоведом… Но, по крайней мере, уже в правильное здание, — Ширин немного делано засмеялся, потому что передумал называть свою скромную должность «формальзахбеарбайтер» [35]
.— Это интересно, — сказала Софи.
— Что именно? — спросил Ширин.
— Всё, но в особенности то, что ты сказал вскользь, скороговорой: про связь между патентами и литературой.
— Да ладно, брось, — сказал Ширин, взмахнув рукой так, что официант принял этот жест за просьбу принести ещё одну кружку, — это я в шутку, чтобы выбраться из литературных построений (
— И всё-таки.
— Ну, и что здесь такого интересного?
— А то, что это напрямую связано с тем, о чём я хотела тебя попросить.
— Интригуешь.
— Ну хорошо, не напрямую, но… связано. Если уж точно формулировать…
— Лучше точно, Софи, а то… это я виноват, конечно, мои сравнения так далеки… знаешь, как у нас говорят: «В огороде бузина, а в Киеве дядька»… Ну, тут не совсем Киев, но… огород-побратим, та же самая бузина, в городе, «дядя»… Я патентовед, Софи, а не литературовед и уже даже не библиотекарь, слава богу, и чтобы поддерживать беседу — а мне очень хотелось её поддержать, — я стал устанавливать связи… да, связи — всего со всем. Это был просто трёп.
— Да ладно, я тоже не спешу переходить к делу… Понимаешь, я немного боюсь… Что ты откажешься.
— Тебе просто нравится говорить загадками! Наверно, ты так и рассказы пишешь — судя по приведенному фрагменту…
— Ну потерпи ещё немного, — сказала она, положив руку на его руку, — если, конечно, общение со мной для тебя не очень большая пытка…
— О нет! — сказал Лев. — Совсем напротив…