Читаем Контора Кука полностью

Катя чемодан в сторону автобусной остановки, Паша вспомнил ещё что-то бессмысленно-неуместное… Ну да, лицо одного прохожего с пышной седой шевелюрой и блаженной улыбкой, возможно, напомнило ему, как он недавно встретил на Иннер-Винер-штрассе самодеятельного философа Берга, принадлежавшего всё к той же — ширинской — компании… который нёс какую-то нафталиновую фигню, но при этом уговорил его немного пройтись с ним по городу — «попарипатетикствовать», как он выразился, а когда Паша, послушав его немного на ходу, сказал, что ему пора, и указал на ближайшую станцию метро, мыслитель, пожимая ему руку, сказал, пытаясь заглянуть в глаза: «Ну, как вам эта прогулка вдоль края бездны, молодой человек?» И — нет, Берг, он не шутил, какая уж там ирония… разве что судьбы: за день до этого Паша второй раз в жизни попробовал кислоту, после чего взял отгул, сутки не покидал квартиру — для того чтобы осваивать новые топологические пространства, открывшиеся перед ним… выходить из квартиры не требовалось, разве что один раз он за чем-то спускался в молл, который и так был частью квартиры… Но в основном просто лежал у себя наверху, опустив жалюзи, укрывшись двумя одеялами, — его как-то непросто знобило, а потом он отыскална «антресолях» пуховый — «полярный» — спальник, залез в него, застегнулся… Под утро почему-то всё время слышался звук вертолётных двигателей, один за другим, один за другим, казалось, они пролетают над его домом, очень низко, как в «Апокалипсисе нау», полёт валькирий… но смотреть калейдоскопическое световое шоу это почти не мешало… а когда яркость внутреннего экрана стала уменьшаться, Паша — для сравнения, что ли, — включил панель телевизора и увидел лопасти, вертолёт… как будто на крыше стояла камера и передавала ему непосредственно изображение… а звук сам проходил… и вертолёт приземлился — нет, не на его крыше, а на какой-то площадке, но по очертаниям зданий на заднем плане Паша понял, что это в Мюнхене, Мессештадт-Ост… Из вертолёта вышел Бенедикт XVI, которого Паша — разве что в первый момент… — принял за Императора из «Звёздных войн»… просто, наверно, лопасти всё ещё вращались… как скрещённые лазерные мечи… как полосы от жалюзи на стене… «Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте и бесплатно покажет кино…» — услышал внутри себя Паша… а Папа — снаружи — на трапе вертолёта — сказал, хитро усмехнувшись: «Nun ja… wie man hier sagt: „Gr"uss Gott!“[54]» — после чего Паша выключил панель и, почувствовав, что озноб наконец прошёл, а сон так и не пришёл… то есть хоть он и не спал ни минуты вторые сутки подряд, пошёл наконец, на работу.

И когда «православный философ» — как он сам себя называл — Берг, да, сказал ему в довершение всего… эту фразу про бездну — после прогулки по уютно-кукольным улочкам Хайдхаузена и повторения пошлых софизмов, которые были в ходу в позапрошлом веке… Паша подумал, что хорошо бы его тут же и порешить… чтоб не пиздел… и не толкался.

Берг имел, кроме всего прочего (банальности, дурацкий самодовольный смешок и т. п.), склонность неуклонно изменять траекторию своей прогулки — в сторону благодарного попутчика-собеседника, или неблагодарного, всё равно, — Берг как бы толкал вас к краю тротуара, иногда и наступал на ногу… но всё это были бы мелочи, если бы не то, что он при этом нёс про «духовность» (когда для Паши весь мир ещё только что перестал быть существом… и самое ценное в мире было как раз то, что там было ещё что-то как бы всё-таки неживое и тёмное, неорганика…) и «просветление» (что было особенно мило после того, как Паша два дня ждал, пока яркость внутри стала хотя бы не больше, чем снаружи) и прочая и прочая…

Невольно вспомнился Паше в тот момент… гинеколог из рассказанного Шириным анекдота… ну тот, что убил проститутку, да… «Дай десятку — покажу»… И потом у Паши ещё раз возникло желание прибить филозофа — в квартире у Симбирских, когда Берг как будто попытался своими скромными силами и в домашних условиях… возобновить притихший вроде бы в последние годы «спор историков»… С чего вдруг? А, кажется, речь за столом вначале зашла о том же Папе — Бенедикте, — а потом о Войтыле, кто-то их стал сравнивать, кто-то сказал — типа «сострил», — что единственная разница между ними — то, что один в детстве был в гитлерюгенде, а другой в комсомоле… На что Берг — всё с той же подмигивающей улыбочкой — сказал, что это-то как раз доказывает, что разницы никакой и нет! Паша сказал Бергу, что разница есть, — хотя бы в том, что если бы победил Гитлер, его бы, Берга, например, просто не было…

На что Берг, ещё больше расплываясь в улыбке, ответил: «А кто вам сказал, что не лучше вообще никогда не рождаться?» — после чего Паше сильно захотелось двинуть Берга в один из его подбородков…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное