Хотя сейчас вот, вспомнив всё это… почему-то стоя возле «Шереметьево-2», он подумал, что ничего такого
Но вот в этом — «лучше не рождаться» — была уже какая-то невыносимая фальшь, невыносимая…
Сказано ведь это было — про то, «что на самом деле лучше…» — не так, как «именно то, что я в один прегадкий вечер имел несчастье родиться»… И дело было даже не в том, что не так, а — не к месту, чудовищно
Паша вдруг подумал, что это его внутреннее брюзжание по поводу ничего не значащего, в сущности, кухонного трёпа-говорка… это что такое, преждевременная старость?
Оглядываясь по сторонам — он уже вспомнил, с какой стороны здесь автобусная остановка, — туда шли немногие, но всё-таки шли… некоторые люди, да, и автобусы, которые приезжали и уезжали, он уже видел, он просто так стоял ещё некоторое время на одном месте, всё ещё рядом со входом в аэропорт, вдыхая, так сказать, дым отечества… Пока не пошёл в сторону остановки по довольно гладкому тротуару, чемодан бесшумно катился сзади, как будто сам по себе, а напряжение, которое ещё какое-то время оставалось во всех его членах и на земле… наконец спало.
«На двоих марка не подействовала, видимо… Глянца в чертах твоих… не хватило, чтобы черкнуть… с той стороны… или же вообще никакой марки не было… просто шутница… „ха-ха“», — подумал Паша и уже было полностью забыл об этом, но… вспомнил снова, когда… — и это, конечно, надо было сказать на шаг раньше… перед ним что-то
«Началось…» — подумал Паша в тот момент, когда под ноги ему упало — или ему показалось, что упало… вот что: маленький тугой свёрток… в целлофане, ну да, плотно свёрнутые зелёные купюры — толстая такая округлая пачка, «ламинированная» — вспомнилось слово — в целлофан, как та «дурь», и такая же зелёная, только пакетик — «запаянный», побольше…
Паша не поднял пачку не потому, что что-то вспомнил из прошлой жизни… или из детства: «Ничего не поднимай с земли!», нет-нет… Он не поднял пачку стодолларовых купюр потому, что она стала, с его точки зрения, первым подтверждением его субъективного идеализма… «Gl"uck — счастье, — подумал он, когда уже прошёл мимо пачки, — но мы уже не в Германии…» — да и прошёл мимо свалившегося на него с неба «счастья», уверенный, что это был просто «глюк».
Метеорит, так сказать, прилетевший из глубины перевернувшегося вверх дном микрокосмоса…
Такое никто, кроме тебя, не может увидеть — у Паши уже был некоторый опыт…
Но всё это тут же было опровергнуто парнем, который шёл за ним следом, и, кажется, Паша если и замечал его краем глаза, видимо, принимал за свою тень…
Но теперь эта «тень», быстро подобрав с земли пачку в прозрачной оболочке, положила её в карман и пошла быстрее — немного обогнала Пашу, потом вдруг замедлила шаг и оказалась идущим рядом, не в ногу, парнем в просторном, немножко великоватом пиджаке…
«Ты что, ненормальный? — сказал Паше этот… может быть, тоже „глюк“… но антропоморфный и — говорящий, да, и он сказал: — Мимо таких денег проходить, ты что…»
На что Паша пожал плечами, подумав, что если деньги и не «марочные», то всё равно что-то здесь не то… не так… что-то замороченное… и он правильно сделал, что не взял их…
— Давай отойдём чуть в сторонку и поделим, — сказал парень, не глядя на Пашу — как будто за ними следили, хотя вокруг них вообще никого не было…
На парне был пиджак, похожий на тот, в котором Паша сдавал выпускной экзамен…
На улице было холодно, но под пиджаком у парня был надет ещё и тёплый свитер, к тому же видно было, что его теперь грела пачка, которая лежала у него за пазухой…
Как Пашу когда-то — шпаргалки, которыми с ним поделился внук писателя… «Но с чего это
«Вы не видели мои деньги?!»
Высокий брюнет — на голову, как минимум, выше Паши и на две — «пиджака»… с лицом… «не предвещающим ничего хорошего»… догонял их на всех парах — полы серого плаща развивались…
— Нет, — сказал ему «пиджак», — мы ничего не видели.