Читаем Контора Кука полностью

— …О том, что там конкретно придумал Ханс-Петер Вебер, я не могу тебе ничего более подробного рассказать, прости. Это строгая служебная тайна, — сказал Ширин то ли в шутку, то ли всерьёз… Но, напустив туману, он и в самом деле предложил сменить тему, и Паша тогда махнул рукой, мол, не очень-то и надо, столько сейчас всего этого, так и прёт отовсюду… И стал пересказывать Ширину — к слову об осьминогах — мокьюментари, которое видел по ARTE в первый же вечер после того, как купил «панель», и которое первые минуты принимал за «документари» из мира животных, от чего у него и вправду чуть не поехала крыша… На большом экране появился кальмар крупным планом, раскачивавшийся на толстой ветви дерева, в лесу, — нет, не мультфильм, а всё выглядело настоящим… а потом он полетел — ну, как летают белки-летяги и летучие собаки, — пока не схватился щупальцами за ветвь другого дерева… совершил на ней, как на перекладине, несколько гимнастических… переворотов туловища… а голос за кадром тем временем рассказал, что к 2150 году головоногие — которые всегда отличались от всех других земных существ сильным интеллектом… и вот эти мозгляки к тому времени настолько уже развились, что решили выйти и на сушу, образовать там новую цивилизацию…

Куда при этом делись люди, Паша не дослушал, но увиденные кадры так чётко запомнились, что сейчас он как бы снова видел вокруг себя лес, населённый кальмарами…

Он вспомнил — вместе с пальцами «артиста», — но по-прежнему не видя, как сквозь эти пальцы… исчезают — растворяются в воздухе — бледно-зелёные бумажки с изображениями арочного моста… виадука, да… и какой-то известной арки — с другой стороны купюры…

Да, это было прикосновение щупалец кальмара к тачскрину… хотя его тачскрин лежал в футляре, а футляр в сумке, и его никто не тронул… но было-было… теперь у Паши такое ощущение — когда всё это снова прокручивалось в памяти, — что всё это происходило на самом деле… в его гаджете… а он сам — не гаджет… и значит, это было не субъективно, но… отсюда и была эта сказочная лёгкость исчезновения купюр — пальцы-щупальцы просто снимают на расширенном тачскрине слой за слоем, слой за слоем, слой…

Но мы что-то слишком увлеклись описанием Пашиного, скажем так, удивления — граничившего с восхищением мелкими жуликами… это же надо было, чтобы, отправляясь плясать от них, мысль нашего гарсона пошла растекашеся по виртуальным слоям аж до их предтечи Джарона…

Или разве что ещё два слова, как бы эпилог… нет, не ко всему роману (вся эта глава — нечто «вместо эпилога»), а только к этому эпизоду.

Через год-два Паша попал случайно в компанию, где был один мюнхенский писатель… Он был другом Пашиного коллеги, звали его Франц Мюллендорф, и он ещё работал на радио и немного на телевидении, но коллега представил его Паше уже тогда — как писателя, у него незадолго до этого вышел роман «Последний шут» («Der letzte Hofnarr»).

И вот когда Франц рассказал о том, как он в прошлом году был в Киеве — днём он снимал там документальный фильм, а вечером просто гулял, и где-то там он нашёл на асфальте полторы тысячи евро…

Паша тогда прервал его: «Знаю, знаю всё, что было дальше, со мной тоже такое было, только в Москве…»

И все с интересом выслушали, что было с Пашей в Москве… после чего Франц сказал, что у него всё было немного иначе. Он просто положил эти деньги в карман — и всё.

Нет! Никто не подбегал к нему, никто его не «разводил», более того: деньги оказались настоящими, не фальшивыми, и пачка была не «куклой», и «кукольного» спектакля или запуска пошагового алгоритма, если угодно, не последовало.

«Ну ладно, пятьсот евро, конечно, на дороге не валяются, — думал Паша в автобусе (не зная ещё, что в Киеве — вполне, и даже полторы), — но не так трагично… Ну да, скорее как фарс… Был такой театр, замечательный, „Фарсы“… но я не о том… как фарс — повторилось… в сущности, то же, что тогда проделал банк… то, из-за чего всё началось, — эвакуация в Москву, оттуда в Мюнхен, с пересадкой на планер в Планёрной… шутка, на другую машину… но ты помнишь, как всё серьёзно было тогда, не до каламбуров… А теперь — фарс, они ведь как будто повторили то же самое, но в тысячу раз быстрее и с меньшей — в тысячу раз — кучей зелёных… Кальмары, или кто там, осьминоги — великие головоногие… имитаторы… великих комбинаторов… почему-то только сейчас дошло, ну что же: смешно, смешно… как фарс, да… Это — как итальянские клички у бригадиров, которые обслуживали банк… возникли из сериала „Спрут“, который показывали, ещё когда я в детский сад ходил… то есть тут было подражание спруту, изначально — фарс, фарс, мне же всегда было смешно, когда я слышал эти их „имена“… пока это не коснулось меня самого, банк, щупальцы, кредит с засланным на подставу казачком… и далее по тексту… с вложением всех денег в трактора-призраки… которые и теперь, наверно, где-то ездят… по полю страны дураков…»

Всё это теперь мелькало внутри пачки с «куклой»… если Паша пытался её разворачивать в уме, хотя он… как раз сейчас попытался этого больше не делать — ему совсем не хотелось вспоминать…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное