Контора Кука

А пространство здесь было ещё, может быть, более запутанное, всё сплошь в состоянии, которое в квантовой механике так и называется — «перепутанным» и в котором — по мнению Пенроуза, например, — самое странное даже не его существование… а то, что оно не проявляются тотально и повсеместно, что всё со всем не перепутано везде, — вот что странно на самом деле… но здесь, казалось, Паша въезжал в область проявления вот именно «перепутанных» состояний… и всё это вместе с видением щупалец, которые только что, слегка прикоснувшись, слизнули половину нала… оказавшегося в кошельке, кстати, только потому, что Паше накануне вернули долг — вот он его и прихватил с собой, то есть некстати… Сойдя в Планёрном, он покатил, а потом понёс, потому что под ногами теперь была трава, он сошёл с просёлочной тропинки и стоял почти по пояс в траве и смотрел на закат, который казался слишком близким — как будто Паша, как самолётик в тире — по проволке, соскользнул со своего балкона прямо вот сюда, в букет полевых… Нет, не цветов, но — красок… и запахов, в котором было столько всей этой гребенщиковской метадеревенщины… что Паша даже зажмурился.

Запахи, да, как в детстве… В общем, всё это требовало минуту внимания, минуту молчания… Паша взял в руки листья дерева — не срывая их — и некоторое время держал в пальцах, вспоминая, как он… только что держал в пальцах другую зелень, стоя около «Шереметьево-2», — ему казалось, что это уже было в той, домюнхенской жизни.

Потом он прошёл несколько метров по высокой траве — брючины до колена были уже мокрыми — и снова остановился… трудно было поверить, что это то же самое красное солнце, которое он видел с балкона, — казалось, что оно другое — так же как трава и деревья, деревенские дома и линия горизонта, — всё пахло совершенно иначе, это было просто поразительно… «сырой резедой»… всё это проносилось в голове, наверно, это был самый почвеннический миг в жизни Паши, своего рода апофеоз почвы, да… и ему в этот момент показалось, что все эти годы он был под колпаком… что вся эта зелень зелёной Баварии была… оранжерейной, что ли… «Где-то… у раннего Набокова… о том, что поначалу нам всё кажется за границей каким-то искусственным, механическим, и деревья, и „птичка на пружинке“ — как-то так… — думал Паша, — а потом привыкаешь… А потом, когда возвращаешься, ощущение всё-таки есть, да… что жил под колпаком, в инкапсулированном виде… или это как… Ханс-Петер Вебер, изобретатель расширения… прикосновения, касания… в интервью FAZ, — что после нескольких лет работы над проектом… он месяц ходил по лесу… „мне после этого надо было пощупать каждый листик, каждую травинку…“

„Да, но я каждый листик — не буду, нет… кто-то их ещё нумеровал, в фильме Гринуэя… каждый листик…“, „…у меня они все подписаны“… пасись, детка… „мой друг, я искренне жалею того, кто в тайной слепоте прошёл всю длинную аллею и не заметил на листе…“… но всё уже, всё, ты посмотрел — на жилки зелёных… wild palms… хиромант-ботаник… я не знаю, что ты там увидел, но знаю, что больше всего тебе хочется здесь остаться, постучаться вон в тот домик… „но нам остановиться не дано…“» — и, подхватив лежавший в траве обтекаемый чемодан, персонаж, не растворившийся под завязку в сыром пейзаже — как было, наверное, задумано… зашагал всё-таки к железнодорожной станции.

Через день, хотя программа командировки была всё ещё довольно плотной и днём, в Сити, он уставал, а потом ещё и простудился, поднялась температура — в чём он был не уверен, пока Коля — его «партнёр по переговорам» — не заставил его померить…

После чего зазвал его к себе домой — вместо обещанной прогулки в «Солянку» — и отпаивал там какими-то странными настойками, которые он сам изобретал, спирт на укропе, что-то странное, да, кубический графинчик, где укроп казался деревцами, лесополосой… ну да, такой маленький аквариум…

— А там внутри такой Укропинск… — сказал Паша, поворачивая в руках графинчик…

— Ты хотел сказать — Урюпинск, — усмехнулся Коля…

Коля рассказал про то, как тяжело он работал в позапрошлом году, так что, выбравшись наконец в отпуск на Крит, пережил там своеобразный «блэкаут»: три раза набрал неправильно пин, после чего мобильный был заперт, контрольный код он тем более не смог вспомнить и — забросил телефон в угол комнаты, пошёл на море, а там… он подумал, что ФИО, которые он помнит, на самом деле тоже неправильные, и вообще ничего, кроме ФИО, он не мог вспомнить, и ему казалось, что он просто всегда вот здесь сидел и смотрел на эту воду, со времён сотворения воды и суши… И потом в интернет-кафе он долго не мог решиться набрать себя в «Гугле»… потому что ему казалось, если он и там три раза ошибётся… то всё тогда будет очень серьёзно, и, в отличие от мобильного, неизвестно ведь, кто тут провайдер…

Всё это он рассказывал Паше, угощая его и опаивая теперь (заметив, что его настойки Паша пьёт с внутренним усилием) уже просто коньяком.

— Ты не гаджет, — повторял ему Паша и снова кашлял…

— Ты молодой, — говорил Коля, — у молодых коньяк простуду снимает на раз, вот увидишь — завтра будешь здоров.