Контора Кука

«Розыгрыш лотереи в синагоге… вручают третий приз — магнитофон… а у Рабиновича записка с надписью „второй приз“ — он её вытянул из шляпы… он думает: „Наверно, телевизор… первый приз — машина, надо полагать, а второй тогда — цветной телевизор, не меньше…“ Его зовут, он поднимается на сцену и там ему вручают… какой-то кусок мятой ткани, какую-то серую тряпку… Рабинович поражённо лепечет: „Что это?..“ „Это, — говорят ему, — шарфик, который собственноручно связала жена нашего раввина!“ У Рабиновича невольно вырывается: „Да е… я жену вашего раввина!“ — „Нет-нет, — говорит ведущий, — это первый приз!“»

— Ну что, — сказал, смеясь, Ширин, — так у тебя примерно такой розыгрыш, я угадал?

— Нет, — сказал Паша, — нет-нет, всё по-другому, как-нибудь в другой раз расскажу, сейчас ты не в том настроении…

— Да почему же не в том? — сказал Лев.

— Потому что ты меня будешь всё время прерывать — анекдотами.

— Я?! Да я вообще тебе никогда больше ни одного анекдота не расскажу… Вот это был последний! — и Лев захохотал, но потом как-то вдруг весь разом замолчал и стал серьёзным… как будто он только играл до этого роль пьяненького на сцене или в силу каких-то других обстоятельств — как разведчики в чёрно-белых фильмах…

— Да, — согласился он с Пашей, который не преминул ему сообщить о своём наблюдении, — только так всегда, с того самого дня, как я родился: я играю эту роль, Льва Ширина, ну да… В общем, рассказывай, — он при этом увлёк Пашу за собой в другую комнату, где не было гостей, прихватив виски…

— Да в том-то и дело, что рассказывать нечего… Ну, если коротко: мы, как бы сказать, встречаемся уже целых три месяца и… ничего, и она каждый раз ускользала из рук, как уж, и я…

— Ох уж мне эти ужимки и прыжки! — погрозил пальцем Ширин. — Ну что ж, хоть не гадюка… А то пригреешь на груди, понимаешь…

— Ты обещал не прерывать.

— При чём тут, это что тебе — анекдот? Ладно, оставим и прибаутки… до лучших времён. Дальше что.

— А теперь я уже и не пытаюсь, то есть я как бы смирился с чистым платонизмом. При этом она заходит ко мне едва ли не каждый вечер… При этом к себе она не пускает никогда, я не то чтобы навязывался, но… Я ни разу у неё не был. Как-то странно, нет?

— Ну, не так уж и странно, — пожал плечами Лев, — обычное «динамо», проходили… И торт этот, ты говоришь, у неё, того, вращался… торты, дары, тартарары, тарарабумбия, бубмараш, в общем… ладно, это я таки спьяну каламбурю, не обращай внимания… Да нет, если серьёзно: говорю тебе, типичное «динамо».

— Нет, Лев, не типичное. Я что её, по кабакам вожу? Нет. Она, наоборот, никуда не хочет идти, говорит, что за день так надоедают люди — она же в молле работает, эти толпы, море людей… что вечером ей хочется просто сидеть дома, и всё. Но у себя в квартире ей не сидится, при этом в том, что она просто боится одиночества, она не хочет признаваться и вот придумала себе — агорафобию. Представь, для неё слишком много пространства в квартире — точно такой, как у меня, да к тому же, по её же словам, ещё и заставленной ящиками, потому что это одновременно и склад.

— Чего склад?

— Ну какой-то фигни… Склад сувенирной лавки, в которой она там внизу работает, то есть используют всё по полной, и работницу, и помещение… Таких квартир-складов в моём доме, как оказалось, немерено, я это ещё раньше понял, до того, как познакомился с Деджэной, встречал в коридоре и в лифте соседок с тележками… полными товаров народного потребления.

— А при чём тут агорафобия? Если бы у неё была агорафобия, так она не могла бы в этот молл вообще заходить — агорафобия была у тебя скорее, кстати, поначалу, как ты мне докладывал, но потом ты её преодолел… А «слишком большая для одной квартира» — это не агорафобия, Паша.

— Так я и говорю, что она её выдумала! Ну, неважно, какая-то фобия, она этим как бы оправдывает своё желание сидеть по вечерам не у себя, а у меня. Но дальше — никакой близости, часто она вот именно просто сидит часами на балконе и смотрит в эту Grauzone, которая у меня там простирается, ты знаешь, ты видел… Неподвижно сидит и смотрит. Как истукан. А я в комнате с лэптопом… Иногда мы меняемся местами. В комнате она сидит на полу и смотрит в стену… Может часами так сидеть… Поначалу я усаживался рядом, клал руку ей на плечи, но нет — она её всегда убирала. «Не сейчас, не теперь», «сейчас я не могу», «как-нибудь», «в следующий раз»… Просто так сидит, и всё. Ну, или мы сидим вместе за столом, что-то жуём, но это же сравнительно недолго… длится. По сравнению с этим молчанием.

— М-да… Она хоть готовит?

— Нет. Едим полуфабрикаты, разогреваем в микроволновке.

— Ну, тогда точно гони её! На фиг она нужна? Это же жуть какая-то, то, что ты рассказываешь…