Мы с Будяком подорвались и понеслись к озеру. Пашка бежал сзади и поскуливал от страха. Моё сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Нет! Только не это! Я не могу её потерять!
Будяк бежал быстро, ломился прямиком через заросли. Я, как могла, поспевала за ним.
На берегу заросшего лесного пруда сгрудилось несколько мальчишек, один из них ходил по берегу и тыкал в воду палкой. Все шумели. Кто-то громко плакал.
— Где?! — прорычал Будяк.
— Там! — разноголосым хором закричали мальчишки показывая куда-то в центр пальцами.
Будяк, не раздеваясь прыгнул в воду, мощными гребками выплыл на середину и нырнул.
Секунды, казалось, замерли. Отсчёт шёл со стуком моего сердца.
Через миг он вынырнул, с шумом отплёвываясь, громко вдохнув воздух — опять нырнул.
Я зажала себе руками рот, чтобы не заорать. Слёзы текли ручьями.
Вот он опять вынырнул. Ничего.
В моих глазах потемнело и я вырубилась.
— Ну что же вы такая, прямо кисейная барышня, — послышался ворчливый голос Будяка и он легонько похлопал меня по щекам. — Просыпайтесь уже. Всё давно закончилось.
— С-Светка… — мои зубы застучали.
— Зачем вам Светка, когда рядом есть я?
Я аж подскочила.
— Тише. Тише. Не следует так буквально воспринимать мои фигуральные выражения.
— Где Светка? — заорала я, опять пытаясь вскочить.
— Да ничего с вашей Светкой не случилось, — проворчал Будяк и уложил меня обратно на влажноватую траву, — вон она, на бережке отдыхает.
Я ахнула и попыталась подняться.
— Лежите спокойно, мне ещё вас в себя приводить, — буркнул Будяк, и как бы случайно коснулся моей груди. — Вот чем бы я ещё на отдыхе занимался, только порыбачить хотел, и тут на тебе — развлекай всяких истерических барышень. Хотя сиськи ничего так у вас. Мне подходит.
— Пустите! — взвизгнула я, отталкивая его руку. — Где мой ребенок?
— Да вон ваш ребёнок спокойно себе сидит, ремня ожидает, — совершенно спокойно сообщил Будяк и вдруг повысил голос, обращаясь к толпе ребят. — Правильно, Валеева?
Те в ответ недружно загалдели.
Наконец, я кое-как поднялась на дрожащие ноги. Под разлогой дикой грушей сгрудились мальчишки и что-то оживлённо обсуждали. Поэтому Светку я и не увидела.
Я торопливо пошла туда и чуть не упала, зацепившись ногой за толстый корень, вымытый водой из земли.
— Тише говорю, — мощная рука Будяка подхватила меня, не дав упасть на склизкой земле. — Вот где вас таких нежных штампуют?
Я промолчала на этот выпад. Все мои мысли занимала Светка.
Наконец, я дошла. Мальчишки расступились. На травке, под грушей, сидела мокрая, взъерошенная, злая Светка и пыталась связать обрывком бантика надорванную внизу ночнушку.
— Света! — воскликнула я. — Ты живая! Ты как?
— Нормально, — буркнула она и отвернулась.
— Ремня сейчас или потом получать будем? — вежливо спросил Будяк и мальчишки разом прыснули во все стороны.
Мы остались на бережке втроем.
— Света! — меня опять затрясло, я кинулась к ней и прижала к своей груди. Слёзы заливали моё лицо, я всё прижимала её к себе и не могла отпустить. От мыслей, что я могла её вот сейчас потерять, меня опять заколотило.
— Лучше бы меня так прижала, — ворчливо прокомментировал за спиной Будяк.
От злости меня аж отпустила трясучка.
— Зачем её было спасать, раз ты её всё равно удушить решила? — поинтересовался Будяк и внезапно для себя я рассмеялась.
— Во! Уже лучше, — прокомментировал Будяк.
— Спасибо, Пётр Иванович, — наконец-то поблагодарила его я. — Вы спасли мою дочь.
— Да не за что, — проворчал Будяк, но по его тону я поняла, что он доволен.
— Ты меня сейчас задушишь, — подала голос Светка, пытаясь выпростаться из моих объятий.
Я отпустила её и она, глядя на меня серьёзными, блестящими от непролитых слёз глазами, сказала:
— А теперь ругайся. Я заслужила.
— Во! Правильно! Наш человек! — восхитился Будяк. — Ещё бы ремня и совсем хорошо будет.
— Девочек бить нельзя! — возмущённо заявила Светка.
— А убегать в окно, купаться ночью в пруду в ночнушке — можно?
— А что мне голышом перед мальчишками надо было? — огрызнулась Светка.
— Да ты хоть понимаешь, что ты нарушила технику безопасности? — ответил Будяк. — За такое поведение и партбилет на стол положить можно!
— У меня нет партбилета, — озадаченно заметила Светка.
— И не будет при таком отношении к технике безопасности, к своей жизни и к чувствам матери, — философски заметил Будяк и над прудом повисла тяжелая тишина, разбиваемая только каплями, падающими со Светкиных волос на побеги белокрыльника.
— Давайте идти домой, — устало сказала я. — Холодно.
Примерно через полчаса мы все уже сидели на кухне в нашем доме, пили обжигающий чай из пузатого самовара и рассказывали приключения под охи и вздохи Риммы Марковны.
— Я нырнул до самого дня — ничего нету, — объяснял нам Будяк, кутаясь в безразмерный халат Риммы Марковны (его мокрую одежду она отобрала, обещала постирать, высушить и вернуть обратно завтра) — потом второй раз нырнул — опять мимо.
Римма Марковна охнула и от избытка чувств пролила заварку на стол.
— Ещё раз нырнул, руками щупаю — он мимоходом скользнул взглядом по моей груди и продолжил, — а и нету ничего!
Мои уши заалели.