— Да, подставить, так сказать, товарищеское плечо, — скользнул по мне масляным взглядом Барабаш, и я всё поняла. Особенно после того, как Каримов попытался незаметно толкнуть его в бок.
— Поэтому, чтобы обсудить этот вопрос, нам с вами, Лидия Степановна, нужно обстоятельно побеседовать и выяснить, где конкретно у вас какие пробелы, — продолжил Плечевой всё больше воодушевляясь. — Уже конец рабочего дня, поэтому предлагаю вам присоединиться к нам для конфиденциальной, так сказать, беседы.
— Поедем в «Дубки», — чуть растягивая гласные, сообщил Каримов, — там можно спокойно поговорить.
— Что такое эти «Дубки»? — осторожно уточнила я.
— Это лучший в нашем городе банный комплекс, — снисходительно к такой деревенской простоте, как я, пояснил Барабаш, и у меня аж заледенели руки.
И вот что мне сейчас делать?!
Три ответственных товарища, не последние люди в городе, нагло снимают меня на троих для бани. Твою ж мать! Вот это я попала!
Но отвечать что-то было надо и то срочно.
— Спасибо, товарищи, за доверие, — сердечно приложив руки к сердцу, поблагодарила я, но, к сожалению, сегодня не смогу…
— Как это вы не сможете?! — рассердился Плечевой. — Не каждому работнику оказывают доверие сразу три руководителя областного Комитета профсоюза!
— Ну извините…
— Тогда давайте завтра, — предложил Каримов.
— Завтра я тоже не могу…
— А когда можете? — сузил глаза Плечевой.
— Боюсь, что вообще не смогу…
— Тогда правильно, что боитесь, — с еле сдерживаемым раздражением произнёс Плечевой и, круто развернувшись, пошел к выходу.
За ним засеменил Барабаш.
— Эх, таких вы людей обидели, Лидия Степановна, — укоризненно попенял мне Каримов и пошел догонять товарищей.
Да уж. На ровном месте таких врагов нажить — это ещё умудриться надо.
Вот ведь блин!
Водитель Ивана Аркадьевича забрал меня и отвез на работу. Самого шефа ещё не было. Уныло побродив по кабинету, я еле-еле дождалась гудка и, сдерживая зевки, побрела к выходу.
И каково же было моё удивление, когда на пятачке у проходной депо «Монорельс» я заметила синюю машину Будяка.
«Вот тебя только и не хватало для полного счастья!», — с досадой подумала я.
— Лидия Степановна! — замахал Будяк из машины. — Я вас жду.
Подавив раздраженный вздох, я подошла к машине.
— Лида, — сказал Будяк, — ты устала, да ещё всю ночь нормально не спала, так я тебя сейчас домой подкину.
— Так мне здесь недалеко идти, — удивилась я, — если через пустырь, так вообще минут семь.
— Через пустырь в белом костюме? — хмыкнул Будяк и открыл дверцу автомобиля. — Садись давай. Домчу с ветерком. Да тут и Римма Марковна тебе ужин передала, раз ты не будешь в Малинки возвращаться. Заберёшь заодно.
— Когда успела? — удивилась я, усаживаясь в машину. — Ты же в городе весь день. Как?!
— А мне не трудно было тебе за ужином в Малинки смотаться, — включил зажигание Будяк, машина чихнула и плавно тронулась.
Я ошарашенно переваривала информацию. Сегодня какой-то извращённо-странный день. Капец прямо!
Мы ехали молча. Право было недалеко. Когда выехали на улицу Ворошилова, Будяк вдруг выдал:
— Знаешь, Лида, — сказал он со вздохом, — мы с тобой давно не чужие люди, а до сих пор так и не переспали. Как-то не по-русски это. Не по-товарищески.
Я аж обалдела.
— Останови! — злобно рыкнула я.
— Лида! Я же пошутил!
— Останови, сказала, или я выпрыгну из машины!
— Ну что ты начинаешь? — с обидой в голосе произнёс он, но машину остановил. — Я же как лучше предложил. Ну, не хочешь — как хочешь. Что, уже и поинтересоваться нельзя?
— Держись от меня подальше! — прошипела я и выскочила из машины.
Я неслась к дому, пыхтя от возмущения. Я вся кипела аж.
Ну что за люди такие!
Мужики! Кобелины!
Все! Сперва Эдичка, потом эти три гуся из профкома, а теперь и Будяк туда же! Гады! Ненавижу!
Уже в квартире я поняла, что забыла забрать ужин Риммы Марковны.
У меня оставался ещё один день для «закончить дела», а потом нужно ложиться на обследование в мать его дурку.
Это утро было таким же серым, как и моё настроение. Свинцовые тучи, сердито пыхтя от усилий, трудолюбиво затянули весь небосвод. Поэтому сегодня всё имело легкий оттенок ртути.
Вроде я и выспалась, а после вчерашних суток была вся вялая и разбитая. Зевая, я потащилась на кухню. Вчера еда осталась у этого свинского Будяка, в магазин бежать было лениво, да и поздно, а из продуктов в квартире, где всё лето не жили, был лишь чай, растворимый кофе и немного круп. Даже сахар, мать нас так, мы уволокли весь на дачу.
Полазив по кухонным шкафчикам, к моей искренней радости, я откопала банку сгущёнки и немного гречки. Сварила, морщась, кашу из гречки со сгущёнкой. Терпеть это не могу, но других вариантов нету.
Позавтракав так неоптимистично, я сбегала на работу, взяла три отгула (всё, что было. Если, не дай бог, обследование затянется, буду просить больничный, или не знаю даже). Я в душе надеялась, что всё пройдёт быстро. Затем я вернулась домой.
Этот день я взяла ещё и потому, что сегодня Луция должна была забрать письмо для Ольги. Она обещала прийти ближе к вечеру. Днем у меня должен был состояться обед с Львом Юрьевичем. А вот утро всё было моё.