— Нет, — отрицательно покачал головой Будяк и насмешливо прищурился. — Мне же велено держаться подальше. Вот и держусь. Если бы Римма Марковна не слегла — ноги бы моей здесь не было.
Я молча проглотила упрёк. Сейчас не до выяснения отношений.
Оставив Будяка на лавочке, я убежала в дом. Нужно срочно собрать вещи, право их немного и это недолго. Минут через двадцать я уже ехала в машине по направлению к райцентру.
Больница в нашем районном центре, куда относились и Малинки, была большая, двухэтажная, серого кирпича. Приёмное отделение встретило нас густыми запахами хлорамина и фенола. Под окном стояли в кадках два ободранных фикуса.
— Вам куда? — строго спросила женщина в белом халате.
— К Миркиной Римме Марковне, — ответила я.
— А вы ей кто?
Я замялась. Действительно, кто я ей? Дочь, подруга, соратница?
— Соседка, — замялась я.
— Не положено!
— Но у неё, кроме меня, никого нет!
— Не положено! — рявкнула женщина раздраженно, — только близким родственникам можно.
И вот что делать?
Блин, как-то я упустила это из виду. Если, дай бог, всё обойдётся, нужно оформлять над ней опеку. Иначе каждая жучка в белом халате, облаченная властью, будет меня вот так шугать по малейшему поводу.
— Ну пожалуйста, — попыталась разжалобить её я, — на минуточку только!
— Женщина, вы меня не слышите? — скрипнула зубами дежурная, — не положено!
Я застыла, думая, как разрулить ситуацию. Дать ей денег? Но вроде как в это время взяток ещё особо не брали. Может обидеться и вообще пойти на принцип. Надо было взять мыло, которое я когда-то варила на презентики. Но в суматохе я не подумала об этом. И что делать? Ехать обратно? Или сбегать в магазин, купить ей коробку конфет? Но тоже не факт, что теперь возьмёт что-то. Вон она какая, замотанная жизнью и злая.
И тут к ней подошёл Будяк, тихо что-то поворковал. Через пару минут она заулыбалась. Ещё через минуту, она благосклонно разрешила мне пройти.
— Халат только наденьте, — велела она строго, — у нас правила.
— Спасибо! — обрадовалась я, натягивая пахнущий лекарствами халат, больше меня размеров на четыре.
— У вас десять минут, — выразительно посмотрела на висящие на стене часы дежурная, — палата номер восемнадцать.
И я ринулась по коридору, как спринтер.
В палате на шесть человек пациентов было двое. Римма Марковна лежала на дальней койке с закрытыми глазами. Её подбородок заострился. Лицо было желтовато-восковым. К руке тянулась трубка от капельницы.
Чуть поодаль, на крайней, у окна, койке лежала ещё одна женщина, укрытая одеялом.
Я на цыпочках, чтобы не потревожить, подошла к кровати.
— Римма Марковна, — тихо позвала я. — Это я, Лида.
— Лидочка, — она распахнула глубоко запавшие глаза.
— Что ж вы так… — только и смогла сказать я, стараясь не расплакаться.
— Ничего, — прошептала она и устало прикрыла глаза.
Помолчали. Ей явно нужно было время отдохнуть.
Немного отдышавшись, Римма Марковна открыла глаза и тихо спросила:
— Как Светочка?
— Пётр Иванович сказал, что она у Роговых. Я взяла отгулы. Побуду с нею, пока вы поправитесь.
— Ты отдашь Свету Ольге? Когда?
— Что? — не поняла я. — Зачем мне её отдавать? Что вы такое выдумали?
Как оказалось, Римма Марковна с утра решила прибраться в доме. Когда дошла очередь до моей комнаты, вытирая пыль на письменном столе, она обнаружила забытое мной письмо от Ольги. Не удержавшись от такого соблазна, любопытная Римма Марковна письмо это прочитала. Естественно, она сразу же разволновалась. Схватило сердце и вот результат.
— Римма Марковна! — сказала я тихо, — в общем, лучше вам задержаться в больнице, иначе я за себя не отвечаю. Это называется «сама придумала, сама перепугалась». Взрослый человек. И не стыдно?
Римма Марковна слабо улыбнулась.
— Точно не отдашь? — переспросила она с надеждой.
— Конечно не отдам! Что вы такое говорите! Во-первых, я обещала Валееву перед смертью воспитать и вырастить Свету. Во-вторых, Ольга — шалтай-болтай. Это сегодня ей нужна дочь, а завтра она уедет с очередным любовником и всё. А в-третьих, Светка — моя дочь. И на этом разговор закончен.
Римма Марковна тихо вздохнула от облегчения.
— Я сегодня должна встретиться с этой подругой Ольги и передать ей ответ. — Я в двух словах рассказала о своей задумке, как отвадить Ольгу от мысли забрать дочь.
Взбодрив таким образом Римму Марковну и велев ей выздоравливать, я вышла из палаты. Прошла по коридору в приемный покой. Будяк всё ещё ворковал с дежурной.
— Пётр Иванович, — сказала я очень нейтральным голосом, — я подожду вас в машине. Когда закончите общаться — подходите, пора домой ехать.
И вышла из больницы.
Будяка не было минут десять. Наконец, он вышел, сияя, как медный пятак. На ступенях он поднял голову, посмотрел на солнце и потом перевёл взгляд на меня. Я поняла, что сейчас скажет какую-то гадость. Так и вышло:
— Не надо так ревновать, душа моя! Я таким рождён. Доброта и чистая любовь к женщинам — мой крест и я его несу.
Я пожала плечами и не ответила.
— Я на девушек небесной красоты падок. Вы мне дороже всякого золота.
— Давай уже ехать или я на автобус пойду, — устало сказала я.
— А куда тебе надо ехать?