– О том, что меня скоро куда-нибудь переведут, ей было хорошо известно. Политика Партии была у нас такая тогда. Понимаешь?
– Угу, – кивнула я, накалывая вилкой кусочек сыра.
– Ты не думай, что я какой-то залётный хахаль. И мамка твоя не такая, – Эдуард Борисович разлил коньяк по рюмкам. – Это была настоящая любовь. Вот потому и не удержались.
Он подложил мне на тарелку ещё бутерброд и спросил:
– А твой отец… ну, в смысле муж Шурочки… Степан же его зовут? Он как к тебе относится? Он догадывается?
– Он прекрасно всё знает, – я хлопнула коньяк и поморщилась, закусывая лимоном, – она же вешалась потом, в хлеву. Так мне люди рассказывали. А он её спас, из петли вытащил, и ко мне всегда очень хорошо относился. Лучше даже, чем к Лариске.
– И это же все люди на селе знают… – даже не столько спросил, сколько констатировал Эдуард Борисович и тоже хлопнул коньяку, правда закусывать не стал.
– Знают, – подтвердила я, – это люди мне и рассказали.
– Бедная она, бедная, – загрустил Эдуард Борисович, – это же сколько ей пришлось пережить…
– Ну мой отец не позволял ничего такого, насколько я знаю, – вспомнила я откровения соседской бабульки, – Но могу ошибаться.
– Ох, Лида, сама знаешь, какие бывают люди, – покачал головой Эдуард Борисович, – а дети у тебя есть? Расскажи, как ты живешь? Как вообще?
– У меня есть дочь, Света, – похвасталась я, – уже первоклассница.
– Так, тебе тридцать лет… хотя нет, должно быть больше…
– Тридцать один недавно было.
– Ну пусть тридцать один. Дочери семь. Это ты в двадцать четыре родила получается… А замуж во сколько вышла?
– Это не моя дочь.
– В каком смысле?
– У Василия была дочь. Потом он умер. Вот она со мной и осталась.
– А её мать что же?
– Ольга отказалась от дочери и уехала в Чехословакию. Там замуж вышла.
– Ну ничего себе, – поморщился от удивления Эдуард Борисович, – Вот как нынче бывает.
– Но сейчас она развелась и хочет вернуться обратно, – торопливо сказала я, – и Светку хочет отобрать у меня назад.
– Воспылала вдруг материнской любовью? – недоверчиво хмыкнул лидочкин отец.
– Почти, – чуть пьяненько хихикнула я и потянулась за кусочком колбаски, – Валеев оставил Светке трехкомнатную благоустроенную квартиру. Вот она узнала и решила наложить лапу.
– Так, – нахмурился Эдуард Борисович, – давай поступим так: напиши-ка мне все её данные, этой Ольги, и данные твоей приёмной дочери. Есть у меня кое-какие связи. Попробую посодействовать. Тем более она за границей жила. Неблагонадёжная, значит.
– К тому же актриса, – наябедничала я.
– Совсем хорошо, – ухмыльнулся Эдуард Борисович, – моральный облик актрисы, сбежавшей за границу… хм… интересненько… это значительно облегчает нам задачу…
– Эдуард Борисович, – сказала я, – спасибо вам огромное за помощь. От связей ваших не откажусь. Мне сейчас ваши советы очень нужны.
– А ты кем работаешь?
– Я сейчас третий заместитель директора депо «Монорельс», – похвасталась я, – хорошая зарплата, двухкомнатная квартира, автомобиль. Всё у меня нормально.
– А почему только третий заместитель, а не директор? – хитро прищурился Эдуард Борисович, – смотрю, хватка у тебя моя. Могла бы уже давно далеко пойти.
– Да я ещё высшее образование не получила.
– А вот это плохо, – пожурил меня он, нахмурившись. – ты же сама понимаешь, что и подвинуть могут и будут в своём праве?
– Понимаю. – Вздохнула я, – Но я исправляюсь. Потихоньку, но исправляюсь. Вот только что сессию за два курса сдала. Экстерном. За три не позволили.
– Надо поднажать, сама знаешь же.
– Угу.
– А давай за твою мать выпьем, за Шурочку, – разлил коньяк Эдуард Борисович, его глаза мечтательно затуманились, – она у нас красавица!
– Сейчас уже не очень красавица, – покачала головой я, – сами понимаете, тяжелая работа на селе, условий особых нет, вот и состарилась раньше времени.
– Эх, годы как идут, – кивнул Лидочкин отец и чокнулся со мной, – а ведь когда-то мы были молодыми. Эх, жизнь…
Мы выпили и закусили. Я не стала тянуть кота за хвост и выложила главную причину, ради чего я сюда к нему приехала:
– Эдуард Борисович, – сказала я, наблюдая, как он делает себе бутерброд с сыром, – мне ваша помощь очень нужна. Собственно говоря, я из-за этого набралась наглости и побеспокоила вас.
– Да что ты такое говоришь?! – возмутился он и даже о бутерброде забыл, – Лида! Ты – моя дочь и всегда будешь желанным гостем в моём доме! Давно уже должна была приехать! Я-то о тебе не знал! Инче сам бы давно приехал к вам!
Я кивнула.
– Так чем тебе надо помочь? – деловито спросил он, отложив бутерброд в сторону, – денег могу дать только тысячу, если быстро надо. Остальные все на сберкнижке, это завтра-послезавтра только. Время-то терпит? И сколько тебе нужно?
– Мне не нужны деньги, – покачала головой я, – у меня их хватает.
– Ну да, вижу, не бедствуешь, – одобрительно окинул оценивающим взглядом мой импортный вельветовый костюм Эдуард Борисович, – а что тогда надо? Говори, чем смогу – помогу.
– Мне нужно письмо.
– Письмо? – изумился Эдуард Борисович, – ну ты даешь! Что за письмо и зачем? И к кому?