Конторщица-5

В общем, у четы Беляевых я задержалась ещё почти на час. Пока мы с Аделаидой Викентьевной пили чай, Лидочкин отец написал письмо Шурке. Так что возвращалась я домой вооруженная самым страшным идеологическим оружием. Супруга Эдуарда Борисовича, кстати, оказалась вовсе не такой уж и плохой. А подобная реакция на незнакомую девушку, распивающую коньяк с ее мужем – в принципе вполне понятна. Так что я не обижалась, а довольно-таки мило поболтала с ней. Заверив её, что не претендую ни на их квартиру, ни на дачу, ни на автомобиль. После такой новости Аделаида Викентьевна совсем воспряла духом, стала совсем уж приветливой и чай мы попили довольно мило. Более того, когда они меня провожали на вокзал, я удостоилась от супруги Лидочкиного отца приглашения заезжать иногда в гости. Без ночёвки правда, но тем не менее.

Р-родственники, итить их!

Домой я возвращалась в хороший, не по-осеннему тёплый день: осторожно падали золотистые листья, в воздухе носилась паутина и пахло клейкими ёжиками каштанов, а в прозрачном небе где-то высоко-высоко курлыкали журавли.

Римма Марковна хлопотала на кухне, Светка унеслась к третьедомовцам по своим делам. Я зашла на кухню:

– Что тут у вас? – спросила я и устало примостилась на моём любимом месте.

– Светочка делает успехи, – похвасталась Римма Марковна, – у неё скорость чтения самая высокая в классе. А вот с французским – беда, придётся, видимо, репетитора менять.

– Так, может, у неё нет способностей к языкам?

– Ага, как же! – возмутилась Римма Марковна, ловко орудуя возле духовки, – к английскому есть, а к французскому – нет способностей!

– Тогда да, нужно искать нового учителя.

– Вот только где его найдёшь? – загрустила Римма Марковна и вытащила из духовки противень с бисквитами, на всю кухню запахло ванилькой, а у меня в животе заурчало, – еле-еле Ингу Романовну удалось найти и уговорить. Да и то, по протекции Норы Георгиевны. Не знаю, что теперь и будет.

– Да ничего страшного не будет, – успокоила старушку я, – пусть походит пока к этой Инге Романовне, а потом всё равно в Москве другие учителя будут. Может, и хорошо там всё пойдёт…

– Ты всё-таки упёрлась на Москву ехать, – поникла Римма Марковна, но, тем-не-менее, водрузила передо мной тарелку со свежеиспечёнными бисквитами и налила кружку молока.

– Угу-м, – ответила я, впиваясь зубами в ванильную мякоть бисквита.

– Лидочка, дорога, послушай меня, старую, – Римма Марковна уселась напротив меня и впилась таким укоризненно-гипнотическим взглядом, так что я чуть молоком не подавилась, – ну вот зачем тебе эта Москва, Лида? Там всё так сложно, строго. Ты тут только устроилась, а вот опять – всё заново…

– Римма Марковна, здесь оставаться не вариант, – ответила я, – это – стопроцентно. Кроме того, здесь мои родственники и родственники Светы нам спокойно жить не дадут. Тратить время на вечную войну с ними не хочу.

– Да, – грустно покачала головой старушка, – ты уж извини, Лида, но твоя мамка такого наворотила – врагу не пожелаешь.

– И это – только начало, – согласилась я и добавила, – кстати, я сейчас перекушу, отдохну полчасика и еду к ней.

– Зачем? – опешила Римма Марковна.

– Хочу окончательно разобраться, – сказала я.

– Ох, Лида, но ты ведь уже ездила туда окончательно разбираться! – вздохнула Римма Марковна, – и на сколько твоего «окончательного разбирательства» хватило? На три дня?

– В этот раз у меня есть серьёзный аргумент, – ухмыльнулась я и протянула руку взять ещё бисквит.

Микроклимат города и его окрестностей всегда сильно отличается. Если утром у нас погода была тёплая и спокойная, то выехав за город, я торопливо закрыла окно – подул холодный ветер, в боковые стёкла ударились косые струйки дождя. Хорошо, что я решила не выпендриваться перед родственниками и натянула на себя тёплый спортивный костюм и куртку.

В Красном Маяке, однако, дождя не было, зато было непроходимое болото. Особенно на дороге. Тио матерясь и разбрызгивая грязь, я подрулила к знакомым воротам, посигналила и вышла из машины, стараясь не вступить в свежую коровью лепёху. В дом заходить не хотелось.

Здесь разберёмся.

Я машинально погладила нагрудный карман, где хранилось письмо от Эдуарда Борисовича. На душе стало теплее.

Лидочкина мать, Шурка, открыла калитку, увидела меня и уставилась на меня в изумлении. Видимо, не ожидала, что я приеду так быстро.

– Явилась! – хрипло сказала она и зло добавила, – Бесстыдница!

– Здравствуйте, – сказала я.

– Ну заходи, – неприветливо буркнула мать, при этом в её голосе послышались нотки злорадства.

– Здесь поговорим, – сказала я.

– Неча на улице народ веселить! – отрезала она, – марш в дом! Я тебе сейчас всё расскажу!

– Вы уверены, что хотите, чтобы отец это слышал? – спросила я.

– Что слышал?

– Ну, на пример, про Эдуарда Беляева…

– Ч-ч-что? – побледнела мать и ухватилась за калитку.

Я аж испугалась, что она сейчас упадёт прямо в грязь.

– Т-т-ты знаешь? – прохрипела Шурка.

– Мне кажется, в Красном Маяке все знают, – дипломатично ответила я, – теперь и я в курсе.

– И что с того? – вскинулась мать.