Конторщица

– А если по пятнадцать, то будет двести восемьдесят пять, – хмыкнула я, – двести двадцать восемь рублей разница! И они на дороге не валяются. Поэтому дарить их девочкам я не собираюсь. Лучше я все это мыло в унитаз спущу, чем буду раздавать надурняк. У меня не богадельня, в конце концов!

– Лида, но за эти деньги можно французские духи купить! А это всего лишь мыло! Пусть и скрабовое, но просто мыло!

– Согласна, – пожала плечами я. – Пусть покупают французские духи и моются ими.

– Ну смотри, – вздохнула Тоня. – Жаль, конечно. Девчонки расстроятся, ужас прямо.

– Да мне как-то без разницы. – Я встала и сунула кипятильник в чашку с водой. – Ты чай будешь?

– Да нет, пойду я, – покачала головой вконец расстроенная Тоня. – Надо девчонкам сказать. Но ты, если вдруг передумаешь – говори сразу. По три так сразу все купят.

– Нет, Тоня, не передумаю, – я осторожно вытащила раскаленный кипятильник и бросила щепотку "слона" в чашку. Ответом мне была хлопнувшая дверь.

Да уж, понимаю, что Тоня хотела как лучше, но осадочек остался.

Ну что ж, я сама виновата. Не учла целевую аудиторию. В депо "Монорельс" работают обычные советские труженицы, для которых в приоритете накормить семью, обставить квартиру и, если повезет, поехать отдыхать куда-нибудь типа в Крым. На всякие "ништяки" денег жалко. Это вполне естественно, ведь зарплаты не резиновые. Да и эпоха потребления брендов и понтов еще не наступила.

Так что придется либо искать другую целевую аудиторию, что при лидочкиной работе и круге общения уж очень маловероятно, либо искать другой источник дохода. И почему-то я склоняюсь ко второй версии.

Я уже доедала бутерброд, когда в кабинет вошла женщина в синей вязаной кофте. По фото на стенде я вспомнила, что дама работает в бухгалтерии и зовут ее Валентина Акимовна. Ну, примерно так. То есть очевидно это и есть та самая "Валя", которая сбила мне цену.

Пока я размышляла, дама ринулась в атаку:

– Лида, – растянула она в приторной улыбке тонкие губы с растекшейся дешевой бордовой помадой. – Говорят, ты мыльце продаешь.

– Кто говорит? – внимательно посмотрела на нее я.

– Ну… – чуть смутилась Валентина Акимовна, – ходят слухи…

– Слухам верить нельзя, – заявила я и долила воды в чашку. – Как правило, слухи врут. Я так понимаю, вы по штатному пришли? На шестой вагоноремонтный? Так мы же на понедельник договорились. Я как раз всё подготовила, осталось разложить по папкам. Завтра утром отдам.

– Да нет, – узкий лобик, тщательно отретушированный тональным кремом "Балет", пошел морщинами и ретушь чуть растрескалась. – Я точно знаю, что это ты продаешь мыло, Лида. И продаешь его дорого. Ты знаешь, что наживаться на товарищах некрасиво! Поэтому я по-хорошему предлагаю, продай за три. Ну, в крайнем случае – за четыре продай всем, а мне – за три.

Выдав это рацпредложение, она умолкла и выжидательно уставилась на меня.

– Валентина Акимовна, – изобразила недоумение я. – Вы это о чем сейчас? Если не по штатному, то ничем больше помочь не могу. Уж извините. Обед скоро заканчивается, я бы еще чаю хотела успеть попить.

– Вот значит, как, – измазанный помадой рот превратился в куриную гузку. – Зря ты это, Горшкова. Очень зря.

Я преувеличенно громко отхлебнула чаю и пододвинула к себе стопочку документов.

– Ты пожалеешь, – прошипела Валентина Акимовна и коралловые бусы обиженно звякнули о стеклярусную чешскую брошь, – Я тебе это обещаю.

Я пожала плечами и уставилась в бумаги.

Валентина Акимовна еще потопталась у двери, но, видя, что я не реагирую, вышла вон, оставив напоследок вонючее облачко сладковато-гвоздичных духов.

Фух! Мда-а-а, что тут можно сказать – умею я наживать врагов на ровном месте! И Тонька тоже еще. Сама с этим мылом прицепилась, как репей, продай мол, начальнице на подарок надо, и девочки просят, а потом мало того, что цену сбить хотела, так еще и меня с потрохами сдала. Отсюда главный вывод: на работе ничего больше такого. Народ здесь лучезарно-приветливый, да только с виду. Впрочем, среди людей так повелось еще от Авеля и Каина. Хотя жалко, я-то думала, что у Лидочки хоть Тоня подруга. А оно вон как.

Немного посокрушавшись, я вышла на свой участок. Ежевичные заросли угрожающе щерились шипами. Я окинула взглядом оставшийся кусок и поняла, что не осилю. Из дальних кустов доносился возвышенно-философский спор на тему "ты меня уважаешь", органически вплетаясь в какую-то унылую симфоническую музыку, которой щедро одаривал нас динамик. А мне снова предстояло лезть в колючки, "через тернии к звездам", так сказать…

Ухватив покрепче грабли, я уже почти отважилась приступить к работе, как сзади раздалось деликатное покашливание.

Передо мной стоял интеллигентного вида человек при галстуке, в голубой рубашке и роговых очках на длинном носу. Впечатление портили лиловые подтяжки, которые он постоянно мял и теребил.

– Лидия Степановна, – вежливо проблеял очкарик (голос у него оказался неожиданно тонким). – Скажите, пожалуйста, а Валерий Анатольевич на меня сильно ругается?