– Чудесно, – кивнула я. – Насколько я понимаю, я прописана на Ворошилова. Но квартиру почему-то заняла некая Оличка Горшкова. Мою квартиру. Которую именно мне завещала тетя. Вот туда я и пойду сейчас жить.
– Да ты посмотри не нее! – сорвалась свекровь. – Иродище какое! Готова ребенка на улицу выгнать, лишь бы самой хорошо было. И ты там не прописана! Ты в общаге строймашевской прописана, забыла? И это я договаривалась о твоей прописке по своим связям!
– Кстати о ребенке, – я уже прикидывала, как буду отвоевывать квартиру, – нужно не забыть завтра с утра органы опеки оповестить, что за ребенком никто не следит, в квартире антисанитария, Оличка водит мужиков, подозреваю, что женатых, ведет антисоциальный образ жизни. Соседи с радостью все подтвердят.
– Да какое твое дело, мразь! – взревела свекровь. – Своих детей нет, так ты на чужих бросаешься!
– И, кстати, Оличка и Светочка Горшковы, они тебе каким боком родичи, Валера? – супруг вздрогнул и впервые посмотрел на меня долгим взглядом. По мере разглядывания Лидочки уши, лоб и щеки у него все больше и больше краснели и, наконец, приобрели ярко-бордовый цвет.
Я даже испугалась, что у него сейчас инсульт случится. Но не случился. Вместо этого, Валерий вдруг психанул:
– Это же мой костюм! Мама, вы это видите? Она одела мой костюм!
– Да погоди ты с костюмом, Валера! – отмахнулась свекровь, – давай сперва с квартирой разберемся!
– Мама! – не унимался супруг, – Вы не понимаете! Она же испортила мой костюм! Финский, между прочим. Я его из Ленинграда привез…
– Заткнись! – синхронно со свекровью гаркнули мы на Горшкова.
От неожиданности все опешили и на миг воцарилась тишина.
– Мама, – завелся опять Горшков, – когда вы говорили, что все это ненадолго, вы не сказали, что она мои вещи будет носить. Я так не договаривался. Я не хочу больше всего этого, мама! Уберите от меня эту женщину!
– Заткнись, дурак, – цыкнула свекровь, но было уже поздно. Пазл сложился, я врубилась в ситуацию и расхохоталась:
– Так вот для чего все это было! Ради квартиры, да? Нашел бедную дурочку в сложной жизненной ситуации, утешил, изобразил любовь, женился. А сами с мамашкой потихоньку квартирку отжать хотели. Полгода потерпеть, зато квартира в центре будет, двухкомнатная. Чудесная схема. Вот только дурочка-то не дурочкой оказалась и быстро все поняла.
– Мразь! – закричала свекровь. Супруг сидел, беззвучно открывая и закрывая рот, как выброшенный на берег окунь.
– Сама мразь, – устало ответила я. – Я вот завтра в милицию заявление напишу, как вы схему провернуть хотели. Посадят вас за мошенничество, как пить дать, посадят.
– А ничего ты не сделаешь, – вдруг ощерилась свекровь (черт, я даже имени ее не знаю), – мы сейчас скорую вызовем и в дурку тебя сдадим. У меня знакомый профессор есть, я договорюсь, ты пожизненным овощем сидеть там будешь.
– Не сдадите, – покачала головой я. – Во-первых, я вменяема, и любая экспертиза это подтвердит. Во-вторых, наш скандал все соседи слышали, и угрозы ваши точно. Так что свидетели будут. И, в-третьих, если Лидочку в дурку сдадите, то на карьере вашего сыночка можно поставить крест – сразу разнесется, как он молодую жену до дурки довел, чтобы квартиру отобрать.
– А вот сейчас и посмотрим, – не унималась свекровь, – Валера, иди к Грубякиным, звони в скорую. Скажи, эпилептический припадок опять случился, и она на людей бросается.
Горшков нерешительно взглянул на мать, затем перевел взгляд на меня, опять покраснел и начал подниматься.
– Сядь! – припечатала я. – Валерий, ты же взрослый вменяемый мужик, что ты мамочку случаешь? У тебя сейчас есть шанс все обратно отыграть: я сегодня пойду переночую к соседке, утром пока буду на работе, ты заберешь Олечку из моей квартиры. Я туда въеду и буду там жить. И завтра же подадим заявление на развод. Детей у нас нет, это причина весомая, твоя карьера и репутация не пострадают, мы тихо и спокойно разведемся и будем дальше жить, как ни в чем не бывало.
Горшков задумался и перевел взгляд на мать.
– Валера, – не дала я ему времени на раздумья. Ты, конечно, можешь сейчас бежать звонить, пытаться упрятать меня в дурку. И может быть даже у тебя это и получится. И даже если меня там надолго засадят, то ты пойми – этот профессор не вечный, стопроцентно уже старенький, так что он через пору лет преставится и я выйду на свободу. И это будет быстро или очень быстро. А потом твою жизнь я превращу в ад. И мне за это ничего не будет. Ведь я буду после дурки, со справкой. Так как, Валера, хочешь всю жизнь жить и оглядываться от страха, или же ты сейчас принимаешь правильное решение, как нормальный мужик, и мы тихо разводимся и остаемся каждый при своих интересах? Решай.
И Валера решился: он просто молча кивнул, но уже и это был хоть какой-то сдвиг…
Собирала я лидочкины вещи под аккомпанемент воплей свекровушки (и как только Горшков ее терпит?), все это время супруг сидел молча, бледный, как статуя херувима в склепе.